Божественный Пушкин атеиста Фомичёва

Почему Пушкин "памятник себе воздвиг" именно "нерукотворный" ("нерукотворными" бывают, например, образы Христа – выходит, поэт кощунствовал?) и при чём здесь Гамлет, объяснял на творческой лаборатории XVIII Всероссийского Пушкинского театрального фестиваля писатель-пушкинист, доктор филологических наук, главный научный сотрудник ИРЛИ РАН Сергей Фомичёв.

Актовый зал Псковской областной универсальной научной библиотеки был набит при этом битком. Хотя некоторые учащиеся и даже преподаватели колледжа искусств из осторожности явились на первое заседание пушкинской лаборатории в медицинских масках (виной тому свирепствующий в Пскове грипп).

Надо заметить, что к завершению основного доклада все маски были сорваны. По крайней мере, с тех пушкинских строф, которые мы себе превратно истолковывали.

Да и медицинские маски почти все было пришедшие в них в конце концов тоже поснимали. Может, из желания подышать одним воздухом со знатными пушкинистами и заразиться от них бациллами пытливого чтения пушкинской поэзии?

Свой доклад под названием "Слова, слова, слова…" Сергей Фомичёв посвятил последнему лирическому циклу А.С. Пушкина, который ещё называют "каменноостровским", потому что эти шесть стихотворений Пушкин написал на Каменном острове в Санкт-Петербурге, что сам же и засвидетельствовал рядом с датами.

Но всё не так просто. Оказывается, Каменный остров был для поэта метафорой острова Патмос, где Иоанн Богослов написал свой "Апокалипсис". А значит, и "каменноостровский" цикл Пушкина был в некотором роде его собственным пророчеством.

Одно из этих шести стихотворений называется "Из Пиндемонти". В школьную программу, оно, кажется, никогда не входило, но исправно служит камертоном для всех пишущих (не далее, как в прошлом году один старый друг поздравил меня с днём рождения цитатой именно из этого пушкинского стиха).

Делая вид, что это вольный перевод то ли "из Alfred Musset", то ли "из Пиндемонти", то ли вообще из Горация, Пушкин, конечно же, играл в прятки-поддавки с цензором. А Сергей Фомичёв удивляется, как это "недогадливые пушкинисты" до сих пор не разглядели прямую авторскую подсказку, откуда это на самом деле. Дело в том, что в автографе этого стихотворения подчёркнуты "слова, слова, слова" и стоит недвусмысленная сноска - "Hamlet"!

Вот не зря же народный артист России, художественный руководитель Государственного Пушкинского театрального центра в Санкт-Петербурге Владимир Рецептер говорил, предваряя выступление Фомичёва: "Я ни звука не знаю об этом докладе. Я думаю, что он сочинил его сегодня утром - полностью или частично. Но я абсолютно убеждён, что это будет доклад о том, что никакое у Пушкина не "Из Пиндемонти", а из Шекспира, и что на самом деле это монолог Гамлета".

Так примерно и вышло. Фомичёв с цитатами в руках доказывал, что и Пушкин в своём "каменноостровском" цикле, и Шекспир в "Гамлете" ставили одни и те же вопросы уровня "Быть или не быть?"

И как Гамлет постоянно цитирует Священное писание, только в "опрокинутом виде" (например, когда называет Полония рыбным торговцем и далее по тексту намекает, что ему следовало бы быть столь же честным, как те, что призваны Христом из рыбаков), так и Пушкин в этих своих, апокалиптических, стихах на Каменном острове, беседует не с кем-нибудь, а с самим Богом.

Хотя, по Фомичёву, это не столько Пушкин, сколько его "идеальный" лирический герой: "Пушкин же не может "себе лишь самому служить и угождать". Взрослый человек такую глупость не скажет. У него семья, работа… где уж там?"

Как и Гамлет Шекспира, лирический герой Пушкина вдруг оказывается на кладбище. И тоже тревожит дух Александра Македонского. (Современники Пушкина, напоминает Сергей Фомичёв, держали в уме ещё один "Александрийский столп" – Помпееву колонну в Александрии как памятник её основателю.)

В общем, всё в этих, "каменноостровских", стихах гораздо выше привычных нам, хрестоматийных, александрийских столпов. Выходит, зря П.Вяземский возмущался на пушкинский памятник "нерукотворный": мол, "а чем же писал он стихи свои, как не руками? Статуя ваятеля, картина живописца так же рукотворны, как и написанная песнь поэта". Тут речь не о поэзии, как выяснилось, а о бессмертии души. Апокалипсис же.

Цитируя "Мирскую власть", Сергей Фомичёв рассказал, как это пушкинское предсказание сбылось чуть ли не дословно: "Когда справляли юбилей Пушкина, и там были и нынешний премьер-министр, и нынешний патриарх, тоже звучали "слова, слова, слова…". Но самое главное – у памятника Пушкину стояли "два грозных часовых": "И чтоб не потеснить гуляющих господ, Пускать не велено сюда простой народ?" Вдобавок у памятника положили огромную книгу, и всем великим градоправителям предложили написать, что они обо всём об этом думают. А потом передали её в музей Пушкина. То есть, был идиотизм полнейший. И Пушкин это предвидел".

Согласно Фомичёву-атеисту, как он сам себя отрекомендовал, Пушкин в своём "каменноостровском" цикле – "боговдохновенный".

В подтверждении тому маститый пушкинист цитировал воцерковленных исследователей. Например, Н. Бердяева: "В начале XIX века жили величайший русский гений – Пушкин и величайший русский святой – Серафим Саровский… Для божественных целей гениальность Пушкина так же нужна, как и святость Серафима… С одной святостью Серафима без гения Пушкина не достигается творческая цель мира".

И даже нашёл нужные слова у советского скульптора Михаила Аникушина: "С Пушкиным случилось невероятное – он в своей стране всенародно известен. Характеризуя наши чувства к нему, многие уже использовали такое не очень точное определение – народный святой".

А стало быть, в шести написанных на Каменном острове стихотворениях Пушкин-наше-всё стремится к Слову в его библейском понимании и отвергает "слова, слова, слова…"

Ещё несколько важных "лишних слов"("слова, слова, слова") добавил к докладу Сергея Фомичёва заведующий сектором Российской национальной библиотеки, обозреватель газеты "Час Пик" Евгений Соколинский.

Как и всем собравшимся (за исключением некоторых сваливших из зала под шумок учащихся колледжа) Соколинскому было интересно послушать "двух двоюродных братьев-близнецов Фомичёва и Рецептера". Хотя он слушал, по его же собственным словам, "с печалью" – осознавая, "насколько мы далеки от Пушкина в массе своей": "Как хорошо, что благодаря пушкиноведам мы можем приблизиться к Пушкину хотя бы на два-три шажка".

Но самое интересное даже не это:

"Не знаю, открою я вам тайну великую или нет, - заметил Евгений Соколинский, - Но завершающий этот фестиваль спектакль "Гамлет", последняя работа Пушкинского театрального центра, прорвался в Псков с большим трудом. Нам доказывали, что он не имеет отношения к Пушкину. Мне не известно, знал ли об этом Сергей Александрович…

- Конечно, знал! – откликнулся докладчик.

- …но он сегодня ответил на вопрос, какое этот спектакль имеет отношение к Пушкинскому фестивалю, и весьма убедительно рассказал про гамлетирующего Пушкина.

Каким же после всего этого будет намеченный на 9 февраля пушкинирующий "Гамлет"? Вот в чём вопрос.

Ольга Миронович, Псковское агентство информации.