Изборские разборки
В Изборской крепости - уборка; за её пределами - разборки. Всякие: научные, финансовые, политические, уголовные etc. Словно речь идёт не о юбилее Изборска, а о медиа-проекте под слоганом "Скандалы, интриги, расследования". Официальная церемония открытия отреставрированных стен и башен вроде как назначена на середину июля, однако сегодня ни реставраторы, ни строители, ни музейщики, ни, тем более, чиновники от культуры не предскажут на все сто процентов, в каком именно месте архитектурного ансамбля разрежут заветную красную ленточку, а где пока придётся подождать до полного завершения работ.
Компания "Балтстрой" сейчас вывозит последний мусор из крепости и передаёт территорию другой подрядной организации - белорусскому "Профилю", специалисты которого и займутся благоустройством. До условного часа Икс полмесяца, а текущих проблем не убавилось. Работы ещё полно. И если, по выражению реставраторов, работать "плотно", можно успеть к сроку. Но, увы, сейчас работа идёт не плотно. Словом, крепость ожидает очередной аврал, только теперь связанный не с реставрацией, а с благоустройством.
Главный архитектор проекта реставрации Изборской крепости, главный архитектор Института "Спецпроектреставрация" Владимир Никитин ответил на вопросы Псковского агентства информации, касающиеся ситуации в Изборске.
- Владимир Евгеньевич, в последнее время в СМИ появилось немало публикаций, в которых критикуется работа компании, выигравшей конкурс на реставрацию Изборска. Речь о "Балтстрое". Как бы вы сами оценили сложившуюся ситуацию?
- Это очень большая организация, которая выигрывает все самые грандиозные проекты в стране. Например, Морской собор в Кронштадте, Триумфальная арка в Москве. И т. д. и т. п. Можно посмотреть список их объектов в Интернете.
- В частности, "Балтстрой" обвиняют в том, что он выдавил из Изборска псковских реставраторов…
- Понимаете, реставрацией всегда занимались специализированные профессиональные организации. Была такая данность: реставрацию должны делать реставраторы. Строить должны строители. Но у нас в стране появились такие законы, которые позволяют в конкурсе участвовать любой организации, у которой есть лицензия. Лицензии продаются. Один из московских реставраторов подсчитал, что реставраторов, то есть архитекторов и других специалистов, 500 на всю страну. А лицензий на реставрационные работы получили три с половиной тысячи организаций. Понимаете, да?
По идее, лицензии должны получать организации, в которых работают специалисты: с образованием, с опытом работы в реставрации. Сегодня у нас лицензии получило огромное количество сомнительных строительных компаний, иногда фирм-однодневок. По Изборской крепости всю документацию готовила "Псковская реставрационная мастерская", которая работала в этой крепости всегда, начиная с 1960-х годов. А выиграла конкурс совершенно другая организация.
Наш институт "Спецпроектреставрация" тоже сейчас потихонечку умирает. Появились многочисленные конкуренты: непрофессиональные организации с лицензиями, которые перехватывают работу. А интерес у заказчика один: в течение менее чем одного года всё сделать.
- На самом деле в течение нескольких месяцев?
- Да! Потому что конкурс-то заканчивается в мае. А сдавать-то объект надо в ноябре. А если у нас серьёзные исследования? Если нужно сделать обмеры? Всё это трудоёмкие процессы. Нужно сделать исследование архитектурными зондажами, археологическими шурфами. Провести раскопки, осуществить инженерные исследования. Гидрологические исследования. Съёмку сделать. Разработать все стадии проектной документации. Эскиз, который должен пройти согласование на метод-совете.
Потом нужно сделать рабочую документацию, которая должна пройти экспертизу. Эксперты требуют не меньше одного месяца. И вот когда всё это складывается, оказывается, что работая так, как положено по нашей технологии, по нашей методике, мы в отведённое нам время уложиться не в состоянии. И вот готовится проект огромной толщины, а в итоге конкурс выигрывает фирма, которая сбивает цену чуть ли не в два раза. Плюс по срокам обещает всё сделать в два раза быстрее. И они выигрывают конкурс. А потом прибегают к нам, и вдруг выясняется, что они – не специалисты, они вообще ничего не знают и не умеют.
- А им что, получается, документы готовить не нужно?
- В том-то и дело, что документы готовит какая-то одна организация. А остальные, - просто включаются в эту работу, набирают больше баллов, и с помощью манипулирования этими баллами выигрывают конкурс. Выигрывает та организация, в которой заинтересован заказчик, та служба, которая проводит эти конкурсы.
- В этой ситуации возникает вопрос о качестве реставрации.
- Цыплят по осени считают. К нам пришла организация с брендом и репутацией, осуществляющая грандиозные объекты. Как мы можем относиться к ней с недоверием? Рядом с "Балтстроем" местная "Псковская реставрационная мастерская" — ну, ничто. Вот. Но близится завершение работ, и по результатам мы начинаем переоценивать эту организацию.
Оказывается, что репутация не соответствует действительности. Выясняется, что у них нет даже постоянных рабочих. Что они по всей стране нанимают гастарбайтеров. Что нанимают также и прорабов. Что это организация, которая осваивает деньги. Большие деньги. Где большие деньги, туда приходит "Балтстрой". Где маленькие деньги, "Балтстрой" туда не суётся. Вот сейчас "Псковская реставрационная мастерская" занимается Спасо-Преображенским собором Мирожского монастыря. Там маленькие деньги, и "Балтстрою" этот объект не интересен.
- Извините, но я всё-таки конкретный вопрос задал. Как можно оценить качество реставрационных работ в Изборской крепости?
- Местами качество — плохое, местами — хорошее. Нельзя однозначно сказать, что всё плохо. Вот не могу я так сказать! Мы ведь работаем ради качества. Никто, кроме архитектора, не знает, как надо делать, ни заказчик, ни подрядчик, ни прораб, который закончил военно-инженерное училище, не знает. Значит, если возникают претензии к качеству, это претензии к нам. Значит, мы плохо руководили, объясняли рабочим, как надо камень класть.
Зачем я третий год сюда каждый день езжу, если качество плохое? Значит, я не могу сказать, что всё плохого качества. Я могу сказать, что плохое качество зависит от ситуации, на которую я не могу никак повлиять. Мы старались, но мы не можем полностью влиять на процесс.
Вообще всю стройку в Изборске лично я воспринимаю, как самые настоящие форс-мажорные обстоятельства, то есть обстоятельства непреодолимой силы. Но мы заняли такую позицию: объект мы не бросаем. Мы будем на этом объекте до конца, чего бы это ни стоило. Насколько сможем, вытянем объект, сделаем как можно лучше, постараемся. В обстоятельствах, от нас независящих. Так что работа продолжается. Вот когда наступит финал, мы скажем: "Всё!" И тогда-то будем смотреть, что получилось.
А пока идёт стройка, в квартиру гостей не приглашают, да? Вот сейчас приезжают гости в Изборск и заявляют: "Как всё ужасно". Особенно, когда кучи мусора не были убраны, когда после зимы всё вылезло: мешки, тряпки. Так вот, когда будет проведено благоустройство, когда мы все ошибки исправим, всё, что в глаза бросается, как бельмо. Когда мы всё доведём до ума и сделаем красивую руинированную крепость, вот тогда нас можно судить и выдавать некие заключения, выставлять оценки.
- Вы, конечно, помните, сколько накануне юбилея ломалось копий на счёт кровли, какая она должна быть в Изборской крепости - деревянная, стеклянная? Что всё-таки будет в итоге?
- Когда мы в начале 2000-х годов приступили к разработке эскизного проекта, мы очень тяжело решали, как защитить крепость. И мы боялись делать без кровли. Мы решили, что зонтики над башнями, зонтики над пряслами помогут сохранить крепость лучше. И это решение на метод-совете было одобрено.
Когда же мы начали разрабатывать рабочую документацию, и в работу всерьёз включились наши инженеры, конструкторы, оказалось, что сделать кровлю над такой конфигурации стеной не просто сложно, а, быть может, и невозможно. Тем более, невозможно обслуживать. Её просто унесёт ветром. Чтобы закрепить эти конструкции, там нужно было бы просто изощриться, внедриться в подлинную кладку.
Вдобавок, кровля спрячет в тени всю стенку, и мы пришли к выводу, что делать этого не нужно. А мы ведь не делаем новодел, а консервируем руинированную крепость. Поэтому мы сделали покрытия каменные. Нужно было новой кладочкой защитить подлинные стены. Сделать гидроизоляцию. Чтобы стены дышали, проветривались. Всё сделано для максимального сохранения подлинной кладки. Да, новая кладка бросается в глаза...
- Всё равно она вскоре потемнеет?
- Да, свежая кладка потемнеет и визуально сольётся со старой. Мы впервые применяли известковый раствор. А он белый. Мы привыкли к серому цементному раствору, как в Пскове. В Пскове все стены серые. А на самом деле подлинные стены в Пскове другие: швы светлее камня.
То есть людям ещё приходится многое об Изборске объяснять. У нас такой возможности не было. В Интернете в основном ругают нашу реставрацию. Но по большей части всё это от незнания. Когда кто-то из местных приходит в крепость и начинает критиковать, я подробно, дотошно объясняю, что такое консервация, что такое новодел. Новодел для нас - слово ругательное. Означает: воссоздание утраченных форм. По советским и по российским законам новодел запрещён. Разрешён только в исключительных случаях. Если федеральный памятник, как Изборская крепость, то с разрешения правительства России. А если региональный памятник, то с разрешения администрации Псковской области.
- А вот Псковский Кремль - не новодел?
- В нижних частях – не новодел. В верхних частях - новодел. Новодел в чистом виде — это Храм Христа Спасителя в Москве. Памятник был полностью уничтожен, и вот мы решили, что обязаны его восстановить. Как центр Варшавы, допустим, в Польше. Вот поляки решили, что без центра Варшавы нация себя не мыслит. Но тут есть такой момент. Должна быть исчерпывающая информация о том, как памятник выглядел.
- Фотографии?
- Фотографии, обмеры, какие-то сохранившиеся гравюры. Хотя гравюры менее точны. В большей степени фотографии и обмеры. Храм Христа Спасителя был обмерян, а потом уже разобран и взорван. А мы же не знаем, как выглядела Изборская крепость. Нет ни одного изображения.
В Изборске мы ожидали, что найдём под закладками бойницы первого строительного периода, а их не оказалось. Мы обнаружили глухой бруствер, без бойниц. Значит, стреляли с кровли. Значит, кровля была сложной формы, деревянная. А мощные элементы конструкции кровли, консоли, которые были заложены в кладку, они сохранились. Но мы не знаем, как эта кровля выглядела, и поэтому мы не имеем права её воссоздавать. Нельзя воссоздать то, что не знаешь как выглядело, да? Мы не имеем права фантазировать. Можно только наврать. А это уже авантюра. Это значит, мы уже не реставраторы, а авантюристы и лже-реставраторы.
- А вот когда-то говорили о стеклянных перекрытиях…
- Башня Луковка у нас с таким перекрытием.
- А остальные башни?
- А зачем там стеклянные перекрытия? Городить перекрытия - значит, внедрять их в памятник. Если мы вносим стенды, горизонтальные и вертикальные, то мы перекрываем памятник. Памятник превращается в помещение, в котором экспонируются какие-то артефакты. Но если сам объект, сама башня является единым, цельным артефактом? В котором видны следы перекрытий, мостов, на которых были размещены пушки. Видны следы попаданий ядер. Превращать этот объект просто в помещение, мне кажется, мягко говоря, неправильно.
Башня сама по себе является объектом показа. Ведь люди сюда едут не для того, чтобы посмотреть какие-то выставленные муляжи или подлинные ядра. Люди едут для того, чтобы посмотреть крепость, то, как она устроена. Поскольку все эти башни не похожи одна на другую, то просто обойти крепость, зайдя в каждую башню и выслушав рассказ экскурсовода, займёт у туриста на гораздо большее время, чем он просто пробежится и спросит, где тут ключи словенские находятся. Когда раскроются все башни и все прясла, туристы вынесут совсем другое впечатление о крепости.
Беседовал Александр ДОНЕЦКИЙ
