Espresso от Саши Донецкого: Изборск с высоты полёта стрелы
Эдуард Шарипов – художник необычайно широкого эстетического диапазона, и его очередная персональная выставка, названная им "Начала", ещё раз продемонстрировала, что один из самых плодовитых псковских живописцев пребывает ныне в оптимальной творческой форме. От абстрактной, "геометрической" живописи к некому синтезу европейского иллюзионизма *, от своего рода авторских "псевдо-икон" к технике "найденных вещей" (ready-made *) и постмодернистскому стремлению вырваться за пределы картины, за границы изображения, от камерных, тихих картин, способных вписаться в любой неагрессивный интерьер, до масштабных, почти монументальных ковров-полотен, рассчитанных на объёмные, в том числе и открытые пространства – такова "палитра" творческих устремлений живописца и философа-мистика.
Унылый и обшарпанный, с мутными, давно немытыми окнами, выставочный зал Псковского отделения Союза художников России на Ленина, 1 буквально преобразился и наполнился каким-то неземным светом, настолько ярким и мощным свечением обладают произведения Эдуарда Шарипова, интуитивно (через цвет и игру света и тени), либо рассудочно ищущего свои собственные способы репрезентации сверхъестественного. Чувственное познание здесь не противоречит рациональному, и художественная практика обретает статус трансцендентального * опыта.
И действительно, находясь среди полотен Шарипова, как будто попадаешь в другое измерение. И это измерение – Изборск.
"Начала" посвящены 1150-летию первого летописного упоминания Изборска, и здесь исключительно изборские ландшафты вдохновляли Шарипова на его упрямые попытки запечатлеть не столько внешнее, как бы эффектно оно не выглядело на холстах или оргалите, сколько всё-таки "поймать" присутствие Иного.
- Картины очень разные. Мы видим пейзажи Изборска и рядом – лики и знаки. Это сочетание имеет концептуальный характер или всё объясняется желанием угодить, потрафить зрителю – чтобы не заскучал в зале? – спросил я художника.
- Замечательный вопрос! Здесь именно что два направления: пейзажное и символическое. Пейзаж для меня не самоцель. Этот жанр я рассматриваю как поиск камертонов цвета. В пейзаже я ищу, прежде всего, цвет. Второе направление – знаки. Это и лики, и более жёсткие образы. С цветом это направление не соединяется. Но я веду оба эти направления как можно дальше и дольше. Максимально "разношу" их, а в результате на уровне подсознания в каких-то работах вдруг происходит синтез, и получается уже третье направление. То есть сливается в нечто другое, рождается нечто новое, третье. Из пейзажа и знака вывести что-то ещё небывалое – в этом смысл выставки. Основной посыл – соединение знака с пейзажем.
- Выставка посвящена 1150-летию Изборска. Это значит, что на полотнах только Изборск или присутствуют и другие ландшафты?
- Исключительно только Изборск! Это была изначальная установка, концептуальная. Ведь что такое Изборск? Я хочу озвучить своё определение. Изборск – это красота, соизмеримая зрению. Я видел очень много долин, полей, нагорий, красивых мест, но именно в Изборске геометрия близка глазу человеческому. Высоты, низины, выпуклости, изгибы - это всё работает на зрительное восприятие человека. Я ещё называю Изборск "взглядом летящей стрелы". То есть это преимущественно средние планы. В Изборске перспектива не работает.
- Это вызвано ландшафтом?
- Да – это ландшафт, это тайна, загадка, которую трудно разгадать. Шёл ледник, который стёр всю имевшуюся информацию. Но лёд принёс с собой другую информацию. Произошла смена информационного поля. И поэтому сейчас мы имеем дело с жёсткой кодировкой пространства. И поэтому в Изборске всё не случайно.
- Изборские ландшафты можно воспринимать и оценивать как сверху, так и снизу, из Мальской долины. Тебе как художнику, какая точка восприятия ближе?
- Я пишу Изборск и сверху, и снизу. И в обоих случаях мне комфортно. Но со мной происходили разные загадочные случаи в Изборске. И я думаю, что связано это с тем, что сам Изборск не любит, когда на него смотрят снизу. У меня и машина не заводилась, и однажды я там, в долине, застрял. А однажды вообще чуть в аварию не попал. Там свои тайны, там и духи, которые рядом с тобой. Несколько лет назад в день Святой Троицы я был на пленэре в Изборске и писал, как вдруг увидел три мощных луча над Псковом. Это, вне сомнений, было знамение. И символично, что увидел я его именно из Изборска.
В отличие от живописных пейзажей, подчас действительно "графичных", работы второго направления, объединившие лики и знаки, вряд ли повесишь в жилой комнате, настолько мощна их сакральная энергетика. Отталкиваясь от канонических псковских икон, Эдуард Шарипов живописует, пытается запечатлеть не что иное как саму Вечность. Насколько ему это удаётся, судить зрителю, но уже сама постановка подобной сверхзадачи – внушает страх и трепет.
Вглядываясь в Изборские пленэры, столь эффектно выхваченные из потока бытия особой шариповской оптикой (в связи с чем вспоминаются даже эксперименты оп-арта *), всегда понимаешь, что за внешними чарами всегда скрывается второй план. Это нужно увидеть, хотя художник всегда подсказывает зрителю названием. Вид на сельское кладбище - золотая осень, припорошённая первым, свежим снегом – это не только вход на погост, но и ворота в Потустороннее. За смертным, тварным миром кроется Бессмертие.
Живопись Эдуарда Шарипова, безусловно, имеет религиозную природу, в том изначальном значении слова, которое многие забывают: от латинского "religare" – связывать, соединять, устанавливать связь…
С кем или с чем? Разумеется, С Богом.
Саша ДОНЕЦКИЙ.
Примечания:
Иллюзионизм (франц. illusionnisme, лат. illusio - обман) - в архитектуре и изобразительных искусствах – художественный прием, состоящий в создании эффекта (иллюзии) реальности изображенного средствами искусства. Иллюзионизм предполагает имитацию, подразумевает зрительный эффект осязаемости и объёмности предметов, изображенных на плоскости, стирания грани между условным и реальным пространствами, их взаимодействие, эффект исчезновения вещественности материала, из которого состоит само произведение, в частности плоскости стены.
Ready-made (реди-мэйд, от англ. ready "готовый" и англ. made "сделанный") - техника в разных видах искусства (главным образом — в изобразительном искусстве и в литературе), при которой автор представляет в качестве своего произведения некоторый объект или текст, созданный не им самим и (в отличие от плагиарта) не с художественными целями. Термин ready-made в контексте изобразительного искусства впервые использовал французский художник Марсель Дюшан в 1913, создавший в этой технике несколько работ: "Велосипедное колесо" (1913), "Сушилка для бутылок" (1914), скандальный "Фонтан" (1917). Авторство художника или писателя, использующего ready-made, состоит в перемещении предмета из нехудожественного пространства в художественное, благодаря чему предмет открывается с неожиданной стороны.
Трансцендентальное (от латинского transcendens - выходящий за пределы) - связывающее части содержания, находящиеся по разные стороны некоторого предела. Это понятие имеет долгую историю и не сразу приобрело то значение, которое является наиболее распространённым и которое приведено в определении. Не следует путать с термином "трансцендентность". В строгом философском смысле "трансцендентность" означает пребывание за пределами возможного опыта (запредельность), тогда как "трансцендентальность" имеет отношение к познанию и к условиям нашего опыта. Английский философ Бертран Рассел сравнивал трансцендентальное с призмой, посредством которой мы смотрим на мир. Отсюда все трансцендентальное в отличие от трансцендентного имманентно нашему сознанию и находится у нас "в голове", однако оно не подлежит наблюдению.
Оптическое искусство (оп-арт — сокращённый вариант от англ. optical art — оптическое искусство) — художественное течение второй половины 20-го века, использующее различные оптические иллюзии, основанные на особенностях восприятия плоских и пространственных фигур. Оптическое искусство — искусство зрительных иллюзий, опирающееся на особенности визуального восприятия плоских и пространственных фигур. Оптическая иллюзия значально присутствует в нашем зрительном восприятии: изображение существует не только на холсте, но в действительности и в глазах, а главное, в мозге зрителя.
