Довлатов-seasons
Сначала одна необязательная цитата: "Так, - говорю, - всегда и получается. Сперва угробят человека, а потом начинают разыскивать его личные вещи" (лирический герой "Заповедника" Сергея Довлатова о Пушкине).
Несколько лет назад случилась маленькая сенсация: некто обнаружил на московской помойке чёрно-белые любительские снимки. Вглядевшись в размытые, потрёпанные временем, поблёкшие изображения, некто пришёл к выводу, что на фотоснимках не кто иной как писатель... Сергей Довлатов. Видимо, кто-то из внуков, делая ремонт в квартире, вместе с бабушкиным хламом выкинул и старые фотографии.
Нечто подобное произошло и с довлатовским "домиком Михал Иваныча" в деревне Берёзино близ заповедника "Михайловское". Полузаброшенный, повалившийся, полузабытый домишко стал частной собственностью с неясной музейной перспективой.
"- Нужно как следует подготовиться. В жизни Довлатова ещё так много неисследованного... Кое-что изменилось с прошлого года. - В жизни Довлатова? - удивился я. - Не в жизни Довлатова, - раздражённо сказала блондинка, - а в экспозиции музея".
Это я процитировал довлатовский "Заповедник", заменив фамилию "Пушкин" на фамилию "Довлатов". Увы, в экспозиции частного домика-музея в деревне Берёзино пока ничего нового. Как нет и самой экспозиции. Да и попасть в "дом Михал Иваныча" невозможно. Ни смотрителя, ни хранителя. Зато уже существует "довлатовская тропа", о чём сообщил свежий номер журнала "Seasons", приглашая читателей в литературное путешествие по Псковщине: "...любоваться осенью на фоне самых красивых русских пейзажей, читать Пушкина и Довлатова. Проведем первые выходные ноября вдали от города, на просторе. В обнимку с книгами и письмами двух гениев пушкиногорского места, хранимые их словами. Попробуем соединить такие далекие (во времени) и такие близкие (в пространстве) художественные и биографические миры Пушкина и Довлатова. Между адресами пушкинскими заглянем в места довлатовские, как будто протиснемся в пространственно-временные щели. Может быть, отыщем дом, от которого давно потерян ключ, и посмотрим в окна с видом на юг".
В октябре псковские поклонники Довлатова отметили скромный юбилей: 30 лет со дня выхода в свет повести "Заповедник", книги, породившей уютный довлатовский миф о Пушкинском заповеднике. Лейтмотив повести, пронизывающий её насквозь: тотальная подмена, фальшь, обман. Даже мимолётный официант похож на поддельный призрак Пушкина, "с громадными и войлочными" бакенбардами, сиречь, с преувеличенно-бутафорскими, гротескными, искусственными, произносит свою реплику с "фальшивым трагизмом"; Псковский кремль напоминает герою "громадных размеров макет", читай: декорацию. И сам лирический герой тут же, ещё в Пскове, включается во всеобщую игру в мистификацию, сочиняя жене поддельные, бездарные вирши: "Любимая, я в Пушкинских Горах. / Здесь без тебя уныние и скука..."
"Заповедник" датирован июнем 1983 года. История создания повести началась в Пушкинских Горах, где Довлатов работал экскурсоводом в 1976-77 годах, два туристических сезона. Работа над книгой продолжилась в Ленинграде накануне отъезда в эмиграцию. В письме из Вены, датированном 18 сентября 1978 года, Довлатов упоминает свой "роман о заповеднике". Переехав в Нью-Йорк, прозаик продолжает с перерывами работать над повестью, выпуская в свет другие свои тексты, как в периодике, так и отдельными изданиями*.
Переводя на обывательский жаргон, писательская карьера Довлатова "пошла в гору", о чём свидетельствует и симптоматичное посвящение к повести: "Моей жене, которая была права". Права в том, что необходимо эмигрировать из СССР? В этом, собственно, и состоит одна из коллизий повести "Заповедник". Ведь что такое фабула "Заповедника"? История недолгой ремиссии главного героя между двумя запоями. Рассказ о Пушкинском музее-заповеднике с мотивом подмены. Повесть-прощание с Родиной, с русской литературой, с родным языком. Сегодня многие комментаторы творчества и судьбы пытаются оспорить довлатовское посвящение жене: "Права или не права жена Довлатова — большой вопрос. Русский писатель не должен уезжать из России".
В интервью журналу "Семь дней" от 5 октября 1984 года на вопрос "Почему вы решили эмигрировать?" Довлатов ответил так: "Эмиграция из СССР весьма условно делится на четыре потока: политический, экономический (бытовой), художественный и, так сказать, авантюрный. Я, видимо, принадлежу к художественному потоку. Я не был диссидентом, не участвовал в политической борьбе, я всего лишь писал рассказы, которые никто не хотел печатать. Таким образом, мои претензии к советской власти — мрачной, каверзной, бесформенной и обидчевой — следует считать эстетическими. Уехал я для того, чтобы заниматься литературой без опасений за себя и свою семью".
Андрей Арьев утверждал, что в 1978 году в черновом варианте повесть "Заповедник" уже была написана. В переписке Довлатова с Игорем Ефимовым, опубликованной российским издательством "Захаров" в 2001 году, повесть "Заповедник" впервые упоминается в письме от 21 мая 1981 года: "Теперь, что касается — издаться в будущем году. Мне кажется, целесообразнее всего издать "Зону". Городские рассказы очень среднего качества. А "Пушкинский заповедник" не дописан и дописывать нет времени, там всего 75 страниц".
В письме Ефимова от 20 ноября 1982 года в качестве продолжения прерванного разговора находим: "Ну, и... "Заповедник"? Может быть. Мне следует вогнать Вас в кабальную ситуацию, наподобие той, в которой был Достоевский с "Игроком"? То есть договорённость об издании "Заповедника" между издателем и автором уже существует; Довлатову остаётся только дописать и отшлифовать текст. Через пять дней, 25 ноября, он пишет Ефимову: "Заповедник" пока не движется. Не пугайтесь..." 30 ноября Ефимов — Довлатову: "Теперь же подавайте мне окончание "Заповедника" — и никаких!".
16 января 1983 года Довлатов сообщает Ефимову: "Дорогой Игорь! "Заповедник" активно переписываю, готово уже страниц тридцать пять, хотелось бы ко 2 апреля — закончить. Короче, я действую".
21 января 1983 года Ефимов — Довлатову: "Дорогой Серёжа! То, что "Заповедник" движется, - замечательно. Будем ждать". В письме Игорю Ефимову от 31 января 1983 года Довлатов размышляет о замысле: "Я когда-то начал пересказывать Вам вторую часть "Заповедника", и Вы обидно рассмеялись, может быть, дело в том, что пересказ (не сюжета, а замысла, простите за пышное слово) выглядит глупо. Я хотел изобразить находящегося в Пушкинском заповеднике литературного человека, проблемы которого лежат в тех же аспектах, что и у Пушкина: деньги, жена, творчество и государство. И дело отнюдь не в способностях героя, это как раз неважно, а в самом заповеднике, который трактуется наподобие мавзолея, в равнодушии и слепоте окружающих, "они любить умеют только мёртвых" и т. д. Я бы охотно изобразил Бродского, но мне не дотянуться до его внутреннего мира, поэтому ограничусь средним молодым автором. Жена (один из аспектов) полностью безжизненная, надо что-то придумать".
Довлатов — Ефимову в письме от 21 марта 1983 года: "Обнимаю. "Заповедник" движется. Готов страниц восемьдесят, всё переписываю от начала до конца, делаются попытки оживить героиню".
Ефимов — Довлатову 12 апреля 1983 года: "Заповедник пришлите, когда будет готов. Но если вдруг у нас возникнет аварийное окно в графике наборных работ — тогда запрошу срочно".
Наконец 21 июня Довлатов пишет издателю: "С некоторым трепетом посылаю вам "Заповедник". Как всегда, ни малейшей уверенности в качестве. Сюжета нет, идеи нет, язык обыкновенный. Что же, по-моему, всё-таки есть? Есть, мне кажется, голоса, картины и лица, что-то вроде панорамы деревенской жизни, есть, наконец, любовная история. Короче, ознакомьтесь. Надеюсь, ваше издательство сохранило благородную традицию делать по 150 замечаний автору, из которых со 145-ю автор полностью согласен?".
20 июля Довлатов сообщает Ефимову: "Дорогой Игорь! Посылаю Вам 7 вариантов обложки (так сказать — эскизы) и 7 же вариантов моего изображения. Я просмотрел довольно много книг и понял, что рисунки Пушкина использовать трудно, а виды заповедника (например, валуны у дороги) — тусклые, серые и тоже не годятся. Насколько я помню, Вы хотели обозначить на обложке заповедник, как именно Пушкинский заповедник, я же склоняюсь к более общей (или более расплывчатой) метафоре — заповедник, Россия, деревня, прощание с родиной, скотский хутор и т. д."
Довлатов — Ефимову в письме от 25 августа 1983 года: "Перечитывая "Заповедник", я, конечно, обнаружил много несовершенства. Мама говорит, что самое плохое в книге — все разговоры героя с женщинами. Ещё она говорит, что все женщины во всех моих произведениях всегда удивляются, глядя на лирического героя — какой он высокий! Это правда. Весь мой творческий путь — это борьба с дурным вкусом, унаследованным от папаши".
Повесть "Заповедник" вышла в сентябре 1983 года в издательстве "Эрмитаж" по отпускной цене 7.50 $ за экземпляр (с пересылкой 9 $) и уже 2 октября 1983 года.
Получив посылку с книгами, Довлатов написал Ефимову: "Спасибо вам огромное. "Заповедник" — первая моя книжка, которая выглядит должным образом. Обложка, шрифт, нумерация, строки — всё безупречно, это и есть человеческое отношение. Впервые готовая продукция ничем меня не раздражает. Всегда какая-нибудь закорючка портила настроение. Остальные издатели — монстры".
Ну, и из письма издателю от 28 декабря 1984 года: "Жаль, что "Заповедник" трудно перевести. Все говорят, что это моя лучшая книжка".
Лучшая книжка или нет, вопрос, конечно, дискуссионный, однако следует, наконец, признать, что "Заповедник" Довлатова — один из немногих текстов мировой литературы, в котором запечатлена наша Псковщина. Писатель прославил её, пользуясь нынешним новоязом, прорекламировал, "пропиарил" на весь мир, сделал своеобразным "брендом".
Так давайте взглянем на Сергея Донатовича с любовью, как того и хотел герой "Заповедника". Это именно тот случай, когда "гений места" притянул к себе очередного собрата, втянул талант в свою животворящую орбиту, породил новый миф... и вот живой парадокс: сегодня в Пушкинский заповедник многие едут не только к Пушкину, но и к Довлатову.
Сперва угробят человека, а потом разыскивают его вещи. С Довлатовым нам повезло. У нас имеется и замечательный псковский текст, литературный апокриф, и живая довлатовская тропа, наследующая тропу Пушкина. И сохранился хоть и неказистый, однако подлинный домик, где писатель провёл изгнанником два незаметных, теперь уже легендарных, сезона. Пока в этом домике нет полноценного литературного музея, домик закрыт для посетителей, но... наблюдая за тем, как постепенно меняется отношение к Довлатову и его "заповедной" книжке, выскажусь с осторожным оптимизмом. В России необходимо ждать долго. Придёт следующий юбилей, - человека Довлатова или довлатовской книги, - и тогда, возможно, "дом Михал Иваныча" откроет свою гостеприимную дверь, впустит в комнату с окнами на юг.
Саша ДОНЕЦКИЙ
Примечания:
* В 1979 году в издательстве "Ардис" (Мичиган) по-английски вышла "Невидимая книга"; в 1980 году в Париже в издательстве "Третья волна" — "Соло на ундервуде"; в 1981 году в издательстве "Серебряный век" (Нью-Йорк) — "Компромисс"; в 1982 году в издательстве "Эрмитаж" (Нью-Джерси) Игоря Ефимова — "Зона", и в 1983-м году в "Эрмитаже" же — "Заповедник". В том же удачном для Довлатова году вышли книги: "Марш одиноких" в Новой Англии, "Наши" в "Ардисе", второе, дополненное издание "Соло на ундервуде".
