Танец Дели Василия Сенина
«Я танцовщик. Я танец. Я конец танца», – вероятно, хотел сказать Василий Сенин вслед за героиней драмы «Танец Дели» Ивана Вырыпаева, которую бывший художественный руководитель Псковского драмтеатра, а ныне просто режиссер выбрал в качестве финальной точки в своей псковской карьере. И сказал.
Икеевские стулья да несколько ковров в рулонах, которые актеры в начале представления раскручивают, а в финале скручивают обратно – вот и все декорации. Авторский текст сохранен до запятой.
– Взял текст и заставил актеров выучить, – оценила знакомая работу режиссера. – В «Ионыче» (предыдущей сенинской постановке в Пскове. – Ред.) хотя бы было несколько сильных режиссерских ходов, вроде мгновенного состаривания героев с помощью пудры. А тут прямо перетрудился.
Античувство
Но зато какой текст!
Вначале ничего примечательного на сцене не происходит. Актеры декламируют заученные слова, время от времени оборачивая лицо под свет лампы, и в этот момент монолог разносится эхом по залу – такие спецэффекты. Пьеса построена на семи новеллах с общими героями, которые всякий раз с новым исходом проживают одни и те же события. Женатый мужчина то отказывает влюбленной в него танцовщице, пока ее мать умирает, то решает остаться с ней, и тогда умирает уже его жена, наглотавшись таблеток. А то вдруг умирает сам от сердечного приступа, не выдержав метаний между женой и любовницей (смерть с последующим воскрешением переживает вообще каждый герой, кроме медсестры, и только танцовщица умирает окончательно). Медсестра то берет по сто долларов за сообщение о гибели родственников, то вдруг заявляет: «У нас не принято». И в центре этой спирали, бесконечно раскручивающейся, как ковры в начале постановки, – танец Дели. По сюжету одна из героинь придумала его в индийской столице на главном городском базаре под впечатлением от тамошних ужасов. Она видела гниющие свиные туши, изуродованных людей, взяла всю грязь и боль самого отвратительного места на свете и превратила в прекрасный танец Дели.
Герои обсуждают любовь и смерть, искусство и митинги (защитники детей Освенцима перед выходом на акции протеста моют руки с мылом; чище руки от этого не становятся, зато все больше детей требуется для производства мыла). Все это мало примечательно и иногда даже скучно. «Это не чувство, – опять же словами героини можно описать ощущения от первой половины спектакля, – это какое-то античувство».
Кто виноват
Все встает на свои места, как только со сцены начинает исповедоваться театральный критик. С этого момента прямо бери да цитируй. «Тот, кто по-настоящему сострадает, не пишет статьи о театре, а занят своей ролью». «Кто говорит о дерьме, тот сам дерьмо. Кто говорит о красоте, тот сам красота». «Лучше прожить плохо свою жизнь, чем хорошо чужую». «Разве обязательно нужно искать виноватого? Сострадать важнее, чем искать того, кого можно обвинить!» После этих слов вся остальная проблематика в псковской постановке оказывается вторичной. Текст идеально лег на околотеатральные события последнего времени. В этом и выразилась главная работа режиссера. Выбрать именно эту пьесу для прощания.
Постановка стала продолжением все той же истории взаимного недопонимания Василия Сенина и Пскова. Худрук при первой же возможности занял позицию капризного маэстро, непонятого косными провинциалами. Местные, в свою очередь, обвинили его в неумеренных тратах при слабом театральном продукте на выходе. Журналисты строчили язвительные рецензии, худрук отвечал им шпильками на пресс-конференциях и недвусмысленными постами в соцсетях, откуда предварительно вычистил всех, хоть сколько-нибудь критикующих его псковичей. Сенина обвиняли в скандальном звучании псковской драмы на федеральном уровне и лишь подливали масла в огонь, в пух и прах разнося любые его начинания. Сенин – априори плохо, пытались внушить публике противники худрука. И добились своей цели: если судить по сайту театра, то на премьерный показ «Танца Дели» была продана едва половина билетов в крошечном малом зале. А ведь постановку никто еще даже не видел.
Поставив «Женитьбу Фигаро» в питерском «Приюте комедианта» (премьера состоялась практически одновременно с «Танцем Дели» в Пскове, что также отчасти объясняет лаконичность постановки), в очередном интервью по этому поводу Сенин не удержался, чтобы вновь не вытащить на свет божий историю с якобы поступившим в его адрес анонимным письмом с угрозой в бытность на посту худрука.
Виноватых и впрямь искать не стоит, хороши все. Потерпевшей стороной оказался театр, который отнюдь не равен одному только Сенину. Изначально было понятно, что Сенин рано или поздно Псков покинет, а шлейф скандалов и яд рецензий останется навсегда.
И вот худрук ушел. Сам он говорит, что из-за творческих разногласий с новым руководством от культуры, а по городу ходят слухи, что из-за неуемных финансовых аппетитов. Не пожелал-де мириться с кризисным сокращением зарплаты.
«Танец Дели» стал его последней постановкой в Пскове. Представляется, что Василий Сенин так и не смог увидеть в Пскове и псковичах ничего хорошего. А свою двухгодичную деятельность на посту худрука театра видит как попытку соткать нечто прекрасное из провинциального убожества – танец Дели. Не получилось.
Отдавая должное Сенину, нельзя не отметить, что благодаря его обширным связям, в том числе международным, Псков увидел огромное количество по-настоящему талантливых спектаклей высокого класса. Город посетили французские театры, состоялся фестиваль «Шведская весна» (придуманный специально для Пскова), приезжали столичные актеры с постановкой британца Деклана Доннеллана «Двенадцатая ночь», из самого Лондона был выписан шекспировский «Глобус», в Псков приезжали спектакли, показанные в рамках Чеховского театрального фестиваля и «Золотой маски», и масса других качественных постановок.
Ничего подобного псковичи еще долго не увидят.
«Я конец танца».
