Валентин Курбатов о том, что пора нам всем в себя всмотреться
Иногда кажется, что закон о культуре не принимается так долго просто потому, что мы не можем сформулировать несомненную преамбулу. Привычные к языку «аппарата», мы не можем взять в толк, что в данном случае он пишется не для юристов и грядущих исполнителей. То есть и для них, но сначала и прежде всего она объясняет каждому человеку в государстве, зачем необходим такой «Закон». Деятели-то культуры и так знают, зачем он. А вот «гражданин Отечества», исправный налогоплательщик хочет знать, на что расходуются его деньги (он почему-то всегда уверен, что расходуются именно его, а остальные только и живут для расточения его налогов).
Что это за культура такая? Не те ли это комические пустяки, которые он видит в исшутившемся телевизоре? Так он жил без них прежде и вперед поживет. Не те ли «крутые ребята» из рок-групп, мужского стриптиза и «подтанцовок» для певиц, которые глядят с городских афиш? Так он и сам не ходит на эти представления, и детей с удовольствием не пустит. Не театры ли, на спектакли которых уже и «новый русский» спрашивает: «Можно ли с дамой?», потому что все чаще с нею уже нельзя?
Да, положа руку на сердце, и сами-то депутаты Госдумы из других комиссий, которым предстоит принимать этот «Закон», не думают ли о матушке-культуре так же? Промышленность бы поднять. Сельское хозяйство в чувство привести. В вооружении позиций не сдать. До культуры ли? И вот они читают нынешнюю преамбулу, а там «включение в процессы глобализации», «комплексная модернизация», «техническое переоснащение», «инновационные направления», «коммуникативные технологии», «рыночные отношения». Поневоле в глубине души смутишься. Опять, значит, на пустяки, на слова деньги пойдут? А то и на опасности. Прочитаешь вот, что «надо включаться в процессы глобализации» и сразу вспомнишь, что при всех больших экономических форумах непременно «бьют посуду» противники этой глобализации и их тащат в участки, поднимают несметные полицейские силы (а ведь это тоже деньги). Так что? - значит, чтобы и у нас явилось то же? Или вот такая отвлеченность - как сделать «культурные блага доступными для развития каждой личности в соответствии с запросами XXI века». Ох, уж эти «запросы XXI века»! Не наудовлетворяешься.
Мы ведь культуру-то как понятие так еще и не определили. Раньше не надо было. Жили в ней и жили. А вот теперь, когда она стала «сыпаться», приходится «определять». То, что предлагает «Закон» («совокупность присущих обществу или социальной группе отличительных признаков, ценностей, традиций и верований, находящих выражение в образе жизни и искусстве»), это так общо, что тут никаких стен не найдешь – чисто поле. Вот тут о преамбуле-то и подумаешь.
По мне так она и во всяком законе должна писаться простым человеческим языком. Чтобы человек не в «правовом поле» себя чувствовал, а дома. А уж в «Законе о культуре» - и того более, потому что, может, важнее-то этого «Закона» и нет. Ведь он, если вдуматься, касается всей человеческой жизни, ее основ и опор, на которых, в конце концов, стоят и промышленность, и сельское хозяйство, и космос, и вооружение. И это никакое не преувеличение, а простая повседневная правда.
Не зря в Интернете 311 (триста одиннадцать) определений понятия «культура», что вернее всего говорит о напрасности попыток вогнать эту вселенную в тесный коридор «аппаратного учреждения». А прояснится всё, как мне кажется, если мы с порога скажем о взаимной ответственности государства и культуры. Пока никто про эту ответственность культуры перед государством ни слова. Государство должно, а культура – нет. Хорошо если об этом не говорится, потому что это «само собой разумеется». А если нет?
И тут надо сразу сказать, что мы говорим об ответственности культуры перед сознающим себя государством с ясной системой координат, ясным духовным и идеологическим строем, о котором и всякий гражданин этого государства знает. Знает, чтО строит государство, какие определяющие цели держит перед собой, как «позиционирует» (простите!) себя на карте истории и мира. Ведь сказать, что мы живем в «свободном гражданском обществе» или «правовом государстве», - это все равно, что не сказать ничего. Это значит только заставить человека замкнуться – ну, значит, эти ребята делают что-то свое и им лучше не мешать. Не до меня им – вон у них какие заботы!
Ну, а если государство себя «очертит» и свою перспективную программу по-человечески назовет – не по ВВП, ЖКХ, ВТО, а по обыкновенному человеческому пониманию, то и культура себя скоро найдет. И вспомнит себя в покойной целостности и найдет в себе мужество сказать государству, что культура не «совокупность признаков», а вся накопленная веками вглядывающаяся в себя жизнь, которой не надо было даже и определять себя, потому что жизнь была просто жизнь.
Странно было бы думать, что Козьма Минин прежде, чем позвать нижегородцев против ополячивания России, искал определения поприличнее, чтобы, не оскорбляя толерантного европейского слуха, сформулировать патриотическую идею. Он жил дома и хотел жить дома и потому 400 лет назад (случайны ли «круглые даты»?) попер поляков с их Владиславом. Может, и мы через четыреста лет про дом вспомним.
Когда культура перестает быть целостным и естественным существованием, а начинает остраненно «определять себя», она перестает быть жизнью и становится «отраслью», которую можно регламентировать, отводить ей «место» в иерархии социальных структур. В конце концов, это означает просто перестать быть народом, потому что на самой глубине культура и народ – это одно понятие. А «определение» - только способ коллективного внушения, способ планомерного выведения народа из органического целого как раз в удобные, управляемые «социальные структуры». Мы почти не заметили, когда исчезла живая традиция, то золотое «коллективное бессознательное», которое легко и естественно объединяло Государя и крестьянина, которое как-то таинственно еще доживало и в советском человеке и делало нас Россией. Вместо него явилось дробное современное сознание, и живая традиция подменилась цветными этикетками списанных с чужого языка идей, позволяющих делить Россию на «единую», «справедливую», «державную», «демократическую» - знай, выбирай по вкусу! А Евангелие вон еще когда предупреждало, что «разделившееся в себе царство не устоит».
Ну, а как пошли делиться «россии», «фронты» и «ополчения», то тут уж и культура пошла делиться на «массовую», «интеллектуальную», «духовную», перестала быть почвой, какой являлась при рождении понятия, и тоже пошла рвать русского человека на славянофила и западника, патриота и демократа, традиционалиста и постмодерниста. И чем далее, тем мельче. И тут уж без «Закона о культуре», который введет эту безбрежность хоть в какие-то берега, не обойтись.
Только боюсь, что «берега» эти окажутся ненадежны и неизбежно тотчас начнут подмываться ручьями «подзаконных актов», на работу над которыми уходит основное время Думы, у которой что ни заседание, то «о внесении поправок» к тому и сему. Это деление может длиться бесконечно, пока понятие «народ» окончательно не размоется в «население» и все подтачивающие нынешнее сознание эсхатологические предчувствия и апокалиптические тревоги окажутся реальностью. И Россия, как мечтает мир, уйдет в сырьевые придатки тем государствам, которые лучше слышат слово «культура» как синоним государства и народа.
Я думаю, что осмотрительность при обсуждении «Закона» хороша и желание поскорее вынести его на рассмотрение Думы разумно – каждый день только умножает наше разделение. Но еще более важным мне казалось бы вынесение этого «Закона» на народное обсуждение, чтобы мы на минуту остановились и вгляделись в себя, чтобы поняли, как далеко можно зайти в цивилизационные тупики, куда всегда приводит человека слишком материалистическое и сиюминутное существование. И, может быть, вспомнили в себе еще слышный, еще отечески и матерински остерегающий нас голос народного сердца и еще постояли бы перед небом и миром тем, чем были задуманы Богом при рождении этого сердца, – духовной крепостью мира, чьи «сырьевые ресурсы» света и памяти еще послужат человечеству понадежнее нефти и газа.
Такое всматривание в себя более всего нужно самим художникам, которые тоже сами много сделали для разделения сознания. Как пример – один эпизод. На самой еще заре перестройки А. Приставкин укорял В. Распутина «в недостатке внутренней культуры, без которой нельзя оставаться сторонником демократических преобразований». Это он писал в 1991-м, а уже на 75-летии Валентина Григорьевича две недели назад это в слово в слово повторила на ТВ Мариэтта Чудакова. Что, мол, «от мировой культуры отгорожен» вот и не слышит новых передовых тенденций. И им в голову не приходит, что «внутренняя культура» не число прочитанных книг мировой литературы, хотя В. Г. читал их – и я это знаю точно - более этих ревнителей демократии, а глубина народного самосознания. Не зря лучшая мировая литературная мысль ставит книги Распутина рядом с Фолкнером,
Маркесом или Жозе Сарамаго, знающими, что и не выезжавшая из родной деревни старуха может быть собеседницей гениев, потому что они слышат сердцевину мира одинаково. Мы утратили эту основу, живую землю, почву и наладились в «средние европейцы», которых так ненавидел Леонтьев, считая, что это смерть великой и разнообразной культуры мира. И теперь при разорении почвы нам уже не ухватиться на землю, как держались за неё Пушкин и Глинка, Мусоргский и Шостакович, Толстой и Достоевский, Тютчев и Фет, Репин и Левитан, Врубель и Васнецов, Твардовский и Астафьев, а надо самим становиться народом и хранителями традиции, принимать ответственность за сбережение той силы, которую сами в беготне и истощили. Становиться детьми своей истории и своего духа. Только в этом случае культура может стать основой государства, залогом его величия и духовной красоты в саду мировых культур. Не зря всё настойчивее заводится разговор о создании Культурного фронта России с прямым «военным» служением этому ослабленному бесконечным реформированием понятию.
Пусть это простодушно, но мне всё кажется, что мы обсуждаем не Закон о культуре, а Закон о самосохранении народа.
Валентин КУРБАТОВ, литературный критик, публицист, член президентского Совета по культуре
