«Саломея» от Виктюка в Пскове: коньячное послевкусие
«Ну как, на «Содомию»-то идешь?» - ехидно улыбаются две трети мужского круга общения, не боясь обвинений в латентном гомосексуализме. «А, «юбку – зайцу»?» - чего-то припоминает остальная треть (питерские КВН-щики, небось, и не подозревают, какой вклад внесли в культурное сознание нации: Виктюк? «Юбку-зайцу!»). «Где же ты моя «Саломея», - беспокойно напеваю я, чуть не ежедневно справляясь в кассе о наличии билетов. Черт, все еще есть – любые… А если Псков подведет – не пойдет на «Саломею»? Может, «фашики» акцию какую замутят, народ ломиться будет… Нет, лучше не надо, с администрации Пскова станется поставить на одну доску Шнура и Виктюка… В областной филармонии, на чьей сцене вечером 3 февраля сыграли две трагических любови (иудейской царевны к пророку и Оскара Уайльда – к лорду Дугласу), тоже прозрачно намекают: как на «Саломею» - так вы уже в очереди, а как на День гуслей! Мы напишем про все гусли - четыре раза за нее одну! Зайдите за приглашениями…
Хе, земляки, наивные вы мои! Вкрадчивый голос Романа Виктюка в динамике встречен аплодисментами, а мэтр в записи всего-то попросил «отключить свои дорогие игрушки»… Кстати, да – отключить. Началось…
Господи, зачем, ну зачем надо было прочитать столько рецензий, отзывов, откликов? Чтобы в течение первых сорока минут давить в себе волну разочарования и считать хлопки двери «на выход»? Где она, «пряная атмосфера чувственности» - о ней столько шумели все столичные и провинциальные критики на протяжении почти шести лет (премьера состоялась в 98-ом году, кажется). «Атмосферу, дайте мне атмосферу!» А на сцене неторопливо слушается дело несчастных любовников Уайльда и Бози (Дугласа).
Автор «Саломеи» признается виновным, и только мать его (она же – Иродиада, единственная актриса спектакля, но актриса потрясающая – сыграла все исключительно голосом, костюмные и пластические средства выражения у нее «на подхвате», у остальных лицедеев они едва ли не главное), да, и только мать его скажет: «Уважаемая публика! Мне не стыдно за своего сына! Он любил вас, в то время как вы никогда не любили себя»…
И все-таки они ее нагнели! Эту страшную, душную чувственность. И молодой начальник страж корчится под почти неприкасающимися к нему пальцами царевны, требующей вывести Иоканаана из темницы, чтобы говорить с ним. И алые костюмы участников пира Ирода заставляют почувствовать это липкое томление, и улыбка Саломеи – вполоборота к Ироду, и ее (его – Дмитрия Бозина) трудный шепот, требующей поцелуя у того, кто любил лишь Бога.
А танец под семью покрывалами? На Саломее – одна «тарзанья» повязка. Но в самом танце столько исступленности и… мужественности! Столько же, сколько в решении Уайльда – не бежать от суда за «содомский грех». Мужчины не убегают. Саломея поцелует Иоканаана – в мертвые губы. Только это не главное. Потому что за несколько минут до того, как раздавят ее по велению Ирода щиты солдат, понимаешь, что, несмотря на всю эту болезненную страстность за царевну – тоже не стыдно. Иоканаан любил лишь Бога? Она помогла пророку уйти к нему… Ай да Роман Викторович, вывернулся!
Это было красиво – потому что на грани. И люди, не определившиеся с преобладающим в них началом – мужским или женским, как правило, тоже - самые красивые люди. Бесплодная красота? «Все прекрасное – бесполезно», - продекларировал автор «Портрета Дориана Грэя»…
Псков понял «Саломею» и устроил ей вполне себе овацию. Чудный образ подсказал человек, которые первые сорок минут тоже оглядывался на выход: «Это как коньяк пить. Вкус мало кому нравится, а вот послевкусие»… Его не испортил даже звонок по мобильнику после спектакля: «Ну как, все зайцы – в юбках?» «Ты не поверишь, даже единственная актриса - в юбке», - в сердцах делюсь первым впечатлением. И мне не стыдно!
Елена Ширяева,
Псковское агентство информации.