Наши о войне: юбилей Победы как повод спохватиться
Вот уж воистину – что имеем, не храним… Нет, я всегда знала, конечно, что мой дед – участник войны, бывала с ним на Кургане Дружбы, куда он ездил каждый год, надевая парадный пиджак с планками и орденами. Но когда накануне 60-летия Победы в ПАИ созрел замысел написать воспоминания своих бабушек и дедушек, переживших войну, я вдруг поняла, что ничего не знаю. Все рассказы деда пролетали мимо моих детских ушей, в пору летних каникул были занятия и поинтереснее. Сейчас Николаю Васильевичу Лебедеву 79 лет, здоровье серьезно шалит и он все реже выходит из дома. В деревне Томсино Себежского района, где живут мои бабушка и дедушка, некогда было 50 ветеранов, сейчас осталось 2 (!). Осознав все эти факты, я помчалась послушать, теперь уже внимательно, и, пока не поздно, записать подробности.
«Когда началась война, мне было 15 лет. День 22 июня запомнился на всю жизнь. Был организован воскресник по вывозке леса в колхозы на строительство скотного двора. Поехали – подвод 20, нагрузили лес, везут, остановились напротив деревень Бутыньки и Ергора – там плачут, крик. Что такое? А тут уже мобилизация идет. Война! Приезжаем в Томсино, здесь уже 2 машины, людей грузят - военнообязанных. Уже в июне 41-го в деревню пришли немцы – мотоциклисты приехали. Расстреляли тут одного мужика – он вышел на большак, спросил у них документы. Уехали потом и стало тихо. Жили люди не понять как – ни соли, ни спичек, ни товаров никаких, пахали, сеяли для себя. А когда начали отправлять в Германию, народ пошел в леса.
Я ушел в партизаны в апреле 43-го года. К тому времени отряд уже был сильный – человек 200, им командовал Марго Владимир Иванович, он до войны в Себеже был зав. роно (районный отдел народного образования – прим.авт.). Первый раз мне дали винтовку с пятью патронами. А потом отбили немцев, нам помогли московские партизаны-автоматчики, дали с тыла, немцы дрогнули, там их побили порядочно. Я тогда взял трофей - винтовку немецкую, к нему ленты патронов. И так рад был! Веселюсь, прыгаю. Комиссар бригады Михаил Никифорович Никифоров подходит, гладит по голове – погляди на Томсино и дает бинокль. А там мой дом горит. Во мне перевернулось все, я сразу стал другим. Началась моя партизанская жизнь – участвовал в засадах, гарнизоны били, железную дорогу приходилось рвать – около Себежа.
Конечно, прижимали и партизан, не все мы успех имели. Вот была такая «пасхальная экспедиция» в 1944 году – немцев явилось сюда 30 тысяч, захватили все деревни, окружили, нам деваться некуда. Мы пошли в сторону Опочки. Нас прижали, пришлось переходить через речку Веть - вода ледяная, по горло. Затем в болоте трое суток провели – тела своего не чувствовал, все задеревенело. Когда немцы снялись, мы потом 2 дня шли в свой лагерь, в Лоховню. А есть-то нечего. Наварили котел пшеницы – без соли, без всего. На отделение (15 человек) – ведро пшеницы. А поскольку до этого несколько дней ничего не ели, началась тошнота.
Однажды меня и еще одного товарища Сергея Ткаченко командир отпустил домой – проведать своих родных. Идем мы по лесу. Вдруг навстречу две женщины – моя мать и его. Спрашиваем - куда идете? Вас проведать – отвечают. Да где ж вам нас найти? А у них с собой повидло сварено из свеклы, несут нам это повидло и хлеб. Ну, сели, поели, что не доели – взяли с собой. Вот такая у меня встреча была с моей матерью. Последняя. Больше я ее не видел, когда после войны вернулся в деревню – она уже умерла.
В 44 году, когда прошел фронт, всех партизан собрали в Идрице, разоружили, пообучали военному делу неделю-две - таких как я, кто не имел специальности. Потом организовали, и - на фронт. Около тысячи человек, пешком мы пошли в Латвию. В Латвии обосновались в запасном полку за Резекне, это 598-й полк 207-й дивизии, 3-я Ударная армия, 2-й Прибалтийский фронт. Я попал в связь. Полевые аппараты такие были, катушки – все это весило около 20 кг, все носили с собой. Научили, как соединять, что говорить. Из полка попал в батальон, обслуживал командира. Под Мадоной меня ранило в плечо, больше месяца пробыл в госпитале и вернулся на фронт.
Второе ранение, под Ригой, было более серьезным – до сих пор во мне осколок сидит, где-то около легкого. Был перебит снарядом провод, я его связал, все сделал и только зашел в бруствер - сзади снаряд. Больно, кровь течет. Раздели, рубаху сняли, говорят – дырка в спине. Перевязали, отволокли, потом санитарка на собаках километра два в полевой госпиталь везла. Такие носилки были на колесах – их запрягали собаками. Потом месяц лежал в Резекне, затем санитарным поездом отправили в Ярославль, в госпиталь. Почти 9 месяцев я там лечился. Выписали меня уже после войны, так что День Победы я встречал в ярославском госпитале.
После госпиталя получил нестроевую, по ранению. Дослуживал года три в Ярославском пехотном училище. Домой я явился в 50-м году, и началась моя гражданская жизнь».
В этом же 50-м году он встретил Любовь, так зовут мою бабушку. Родились дети – Валентин, потом Вера. В 1952 году 26-летнего Николая избрали председателем Томсинского сельского совета, на этом посту он проработал более 20 лет, затем парторгом, агрономом (параллельно окончил сельскохозяйственный техникум).
Особенностью деда были песни – этакие прибаутки, которые он сочинял на ходу и мурлыкал себе под нос. Детей и внуков он именовал ласковыми прозвищами, значения которых порой были известны только ему. Когда я – любознательный ребенок - спрашивала, кто такая, к примеру, «девочка-ландринка», он, не медля, отвечал: «конфетка такая». Из детства помню коронный номер деда – рассказать мне на сон грядущий басню Крылова «Ворона и лисица», которую после N-ного количества пересказов я от души возненавидела, зато текст этот навсегда врезался мне в память.
Сейчас дедушка очень болен. Уезжая из гостей, прощаясь, я обнимала его, угасающего с каждым днем, и мысленно просила: «Дед, пожалуйста, доживи до Победы! Еще одной».
Наталья Лебедева,
Псковское агентство информации.
