Семья Фифы

Фифа – так ее прозвали, когда ей было двадцать. Прозвище вполне комплиментарное, и, что редко случается, справедливое. Тонкокостная девушка с изящными щиколотками и тонкими запястьями в браслетах, длиннющими заплетающимися ногами, пшенично–золотистыми (что у боттичеллевых красавиц) густыми волосами, пухлыми губами в брезгливой гримасе и препротивным характером. Этот характер не мешал ей быть очень надежным товарищем и искренним человеком. Гуляли мы в коммунистическом Советском Союзе, в последние агонизирующие десятилетия его существования, с утра и до вечера. Работа начиналась с портвейна и им же заканчивалась. Бывало, случалось, и коньячку французского перепадало с интеллектуальным названием «Камю», и вина дешевого и вкусного из дружественной страны Болгарии, очень перепадало - пили тазами. И все под разговоры: о Мандельштаме и Цветаевой,  о Гулагах и Сталине, о страшной чуме коммунизма и несчастном Отечестве. В общем, обычная кухня. Правда, довольно богемная. Разговоры шли не о хлебе насущном, а о другом: о смысле жизни конкретно в родном государстве. Отечество презиралось нами без всякого снисхождения, а от лицезрения  первых лиц государства было не только стыдно, но и страшно. В магазине из продуктов обитали только макароны. Хотелось убежать и ничего этого не видеть: не видеть бесконечных очередей, озабоченных лиц, и не слышать повседневного, изнурительного вранья. Но так как исторической родины у русского человека нет, и убежать некуда, то для нас ею стали алкогольные напитки, которых в СССР было предостаточно, на любой вкус и кошелек. И качественных, в отличие от сегодняшнего демократического капиталистического набора. Так мы и перекатились в перестройку. Повзрослели, стали растить детей, решать семейные проблемы. Некоторые активно занялись строительством демократического будущего развалившейся страны. И Фифа куда–то пропала с городских горизонтов.

 

Несколько лет назад я увидела ее случайно, мы обрадовались встрече, начались разговоры, которые были коротки, потому что у Фифы, оказалось, есть муж, четверо детей, хуторное хозяйство. И вести интеллектуальные беседы, как в былые времена, времени теперь нет. Работа. Недавно умерла лошадь–работница, а купить снова конягу абсолютно не на что. И Фифа, и ее муж живут только со своего хозяйства. Все, на что нужны деньги – одежда, передвижения на транспорте в город за каким–то товаром – это или на детские грошовые пособия, или жертвуют друзья, помогает мама–пенсионерка.
У Фифы теперь семья. Она встает рано утром, читает молитву, ставит большие кастрюли и чугунки с варевом на плиту, отправляет детей в школу. Их деревня в стороне от районного городка, и надо ехать на автобусе в школу. И роды у нее принимал муж не только потому, что пока «скорую» вызовешь – все равно не успеет доехать, но и потому что, когда рожала первого, увидела в роддоме брошюру о том, как надо избавляться от детей с помощью контрацептивов или аборта. Стало противно. Она – православный воцерковленный человек, как и ее муж. Они долго к этому шли – к вере, к Богу. И их жизнь – не декларация «нового пути» интеллигенции, а естественный ход жизни умных людей, которые задают мучительные вопросы не власти, а самим себе и ищут на них ответы. Их тоже перепахала перестройка, но они выжили. И не просто выжили, а смогли найти единственный путь, по которому идти трудно, но у которого есть смысл и цель. Кто знает, не случись демократических перемен, так бы и сидели за столом на кухне, за которым какие-то наши друзья остались до сих пор. Ее муж вместе с ней несет эту тяжеленную, неподъемную в нынешней России ношу – четверо детей в России, которая никого сейчас не любит: ни своих детей, ни своих стариков, не любит ни крестьян, ни солдат. А жизнь в деревне спасла их от деградации и не превратила в быдло. Она очень боится за своих детей и воспитывает их в системе запретов и аскезы: посты, молитвы, посещение церкви, никакого телевизора с прокладками и пивом, ее девочки носят только платья и юбки, и все помогают по дому. Но у детей есть настоящие праздники и маленькие детские радости.

 

 

Фифа, как и прежде, предпочитает пить чай из фарфоровой чашки, любит красивые и изящные вещи, под роскошным платком прячется коса, она научилась делать брынзу и вкусную сметану, яблочное повидло со сливками на зиму, без сахара. Сахар в повидле для их семьи - роскошь. Сколько нужно терпения и труда, чтобы вести такую огромную семью, знает только она. У нее есть маленькая комнатка в коммунальной квартире, в центре Пскова. Она стоит в мифической городской очереди на квартиру и не надеется ее получить. Ее спасла деревня, но возвращаться в город, собственно, некуда. А она – настоящая горожанка, из известной псковской семьи старых интеллигентов. Ее, мать четверых детей, наше государство и не вспомнит, потому что оно уже привыкло к своим жертвам – сотням тысяч беспризорников и брошенных детей. И поэтому наше будущее, сильной и великой  России, вряд ли состоится, но все – таки еще осталась маленькая надежда на православную семью, которая  живет только с помощью Бога, собственного старания и веры.

 

 

P.S. Материал перепечатывать не разрешается.