Зелёненький он был

Для кого-то Пушкин – наше все, а мне милее Булгаков. Поэтому к постановкам и экранизациям его произведений я отношусь крайне трепетно. И после блестящих «Записок юного врача», показанных на сцене Псковского драмтеатра два года назад, от «Морфия» петербургского «Этюд-Театра» ждала хорошей интерпретации классики на новый лад. К тому же, экспериментальные формы мне нравятся. Но оказалось, что «осовременивание» не всегда идёт на пользу.

Современное искусство идёт в ногу со временем и говорит с молодежью на её языке – надо же как-то приобщать к прекрасному. Не секрет, что молодые люди неохотно идут на классические постановки, им нужен спектакль с элементами шоу, новые прочтения произведений. И было вполне предсказуемо, что авангардный «Морфий» молодого петербургского режиссера Андрея Гончарова заинтересует новое поколение псковичей. Хотя и зрителей старшего возраста в малом зале драмтеатра в этот день оказалось немало.

Многие были разочарованы: постановка весьма отдалённо напоминала «Морфий» Булгакова, и даже одноименный фильм Балабанова. Молодые актёры Кирилл Варакса и Надежда Толубеева по-своему представили историю о том, как личность молодого доктора рушится под тяжестью наркотической зависимости.

На мой взгляд, это не столько современное прочтение текста Булгакова, сколько комментарий к нему. Очень много здесь из окружающей нас действительности, хотя, конечно, булгаковские тексты актуальны во все времена. Удивила, к примеру, мантра женского начала (направленная на получение энергии и привлекательности), прозвучавшая в начале спектакля. Тема йоги, восточных единоборств вообще пролегала красной нитью, актёры то и дело замирали в асанах, пытались медитировать. Только вместо традиционного положения рук в позе лотоса неожиданно возникла «коза», а доктор Поляков вжился в роль шаолиньского монаха, восхваляя того, «кто первый извлек из маковых головок морфий».

Известно, что во время йоги и медитации человек погружается в тишину, и в зале долгое время отсутствовали какие-либо звуки. Зрители вместе с Анной Кирилловной пытались разглядеть себя, актёра, демонстрирующего физические ужасы наркомании, успокоить мысли, освободить ум от беспокойств. Моя соседка, видимо, перестаралась и задремала.

Другая зрительница, гостья из Южно-Сахалинска, в самом начале спектакля вовсе потеряла сознание, ее вынесли из зала. Актеру пришлось ненадолго прекратить свой монолог. Говорят, сказались долгий перелет, переутомление и смена часовых поясов. Да и в помещении было душновато. К счастью, все обошлось, девушке оказали необходимую помощь, сейчас ей гораздо лучше. 

Спектакль, тем временем, продолжился, под призывы Кирилла Вараксы: «Надо спасать, псковичи». Казалось бы, речь шла уже о докторе Полякове, который прислал университетскому товарищу записку с просьбой о помощи. Но артист позже заметил, что говорил не только словами героя, и псковичи сделали свой выбор: они пришли смотреть спектакль.   

Надежда Толубеева тоже призналась, что в момент происшествия даже не шевельнулась. «Это жизнь, все нормально. Я понимала, что есть люди, которые помогут, и мне не надо никуда бежать», - рассказала она во время обсуждения спектакля. Видимо, сказываются занятия йогой, позволяющие постичь дзен.

А доктор Поляков постигал его иначе: «Первая минута: ощущение прикосновения к шее. Это прикосновение становится теплым и расширяется. Во вторую минуту внезапно проходит холодная волна под ложечкой, а вслед за этим начитается необыкновенное прояснение мыслей и взрыв работоспособности. Абсолютно все неприятные ощущения прекращаются. Это высшая точка проявления духовной силы человека. И если б я не был испорчен медицинским образованием, я бы сказал, что нормально человек может работать только после укола морфием».

В принципе, актёры довольно убедительно проиллюстрировали симптомы данной «болезни», без прикрас показали, как ломается личность наркомана. Врач Поляков корчился в муках, подергивался, видел галлюцинации, заходился в приступах удушья, зеленел от ломки. «Зелененький он был», - декламировала Анна Кирилловна отрывок из детской песенки.

Вполне предсказуемым был провокационный вопрос о том, испытывал ли актёр подобные ощущения в реальной жизни. На это Кирилл Варакса без прикрас заявил, что за 5 лет обучения в академии попробовал все, что только можно. Пока жил в Белоруссии и учился в школе, даже мыслей таких не было, а Петербурге уже «открылась вся реалия свободной российской жизни». Предполагает, что дело не в нём, а в стране.

Молодые актёры в этот день вообще не терялись: они без стеснения выходили к залу, ни сколько не расстраивались, не получая ответа. Надежда Толубеева то и дело сменяла образы, совершенно свободно делал это и Кирилл Варакса, помещая своего героя в различные неожиданные ситуации. Границы между сном, явью и галлюцинациями наркомана-морфиниста были стёрты напрочь. Такая фрагментарность сознания и отсутствие условностей, по словам одного из зрителей, соответствует нашей действительности, где приходится постоянно сталкиваться с большими объемами информации.

Безусловно, постоянный контакт с залом - интересная находка в этом спектакле. Не раз актёры пытались вовлечь зрителей в диалог, не раз звучало «мой зритель пскович». «А что бы вы сделали?» - интересовалась Анна Кирилловна у собравшихся, размышляя, готовить ли очередной «спасительный» раствор для своего любовника.

Удачным было перевоплощение Кирилла Вараксы из доктора в условного учителя, который пишет на доске и ждёт от «учеников» размышления на тему смерти от наркозависимости. Схема следующая: человек – тоска – морфий – смерть. Убираем отсюда морфий, смерть тоскливая, возвращаем – райская. Ассоциации, честно сказать, страшные, но зрители смеялись. Как и в финале постановки.

Напомню, булгаковский рассказ «Морфий» заканчивается сценой на рассвете в Гореловке 13 февраля 1918 года (вероятно, дата премьеры в Пскове была выбрана не случайно). Поляков обрадовался, что провел без укола целых 14 часов, и застрелился. У Балабанова финал выглядит несколько иначе: Поляков, мучаясь от зависимости, заходит в ближайший кинотеатр, где идёт немая комедия. Сделав очередную инъекцию морфия, он наслаждается «приходом» и хохочет вместе с остальными, затем прикладывает дуло пистолета к подбородку и стреляет. Зрители кинотеатра не обращают внимания на выстрел и продолжают смеяться над тем, что происходит на экране.   

Похожую реакцию вызвала замена браунинга на шоколадное пирожное брауни в постановке «Этюд-Театра». Поляков заказал в кафешке кофе и кекс, который с размаху размазал по лицу, как бы «самоубиваясь». Было бы смешно, если бы не было так грустно. Вспоминается мем из соцсетей «Булгаков, прости, мы всё про...ли».

В целом спектакль оставил у меня какие-то болезненные ощущения. Хотя бы потому, что завершился он песней не так давно скончавшегося Децла «Мои слёзы, моя печаль». Кирилл Варакса признался, что концовка возникла позавчера и является символом ушедшей эпохи. До этого в финале звучал Бах, «9-й район», Антон Батагов, The Move – спектакль всегда неузнаваемый. Актёры часто импровизируют, что-то добавляют или меняют, а  роль доктора раньше исполняли другой артист и даже сам режиссёр (который, кстати, является практикующим врачом). Вполне вероятно, что сегодня зрители увидят совсем другую постановку.

Ульяна Ловыгина
Версия для печати












Рейтинг@Mail.ru
Идет загрузка...