Наши о войне: День Победы празднуем дважды

18:30, 22 апреля 2005, ПАИ Родилась я 22 июня, ровно через 40 лет после начала Великой Отечественной войны. И как-то с детства повелось, что мой дедушка 22 июня сначала ходит на литургию и траурный митинг на братские захоронения, а потом – на мой День рождения. Дедушка всегда много рассказывал о том, как воевал с японцами и никогда не говорил о том, как пережили войну с Германией, а бабушка и вовсе мало говорит о своём детстве. Когда в ПАИ появилась мысль о новом проекте «Наши о войне», я отправилась к своим бабушке и дедушке за их воспоминаниями. Беседа получилась увлекательной, поскольку дедушка помнил о начале войны и за себя, и за бабушку, а посему постоянно перебивал жену и рассказывал за неё её воспоминания. Итак. Когда началась война, моей бабушке Анне Степановне Бедовой, тогда ещё Байкаловой, было всего 6 лет, жила она в латвийской деревне Путровка, располагавшейся в 10 километрах от города Педедзе и в 40 километрах от Алуксне. Дедушка, Николай Иванович Бедовый жил на хуторе возле деревни Терехово, в километре от бабушкиной Путровки и в 40 километрах от города Печоры. В 1941 году ему было 14 лет. Анна – Как мы узнали, что началась война? Ну, самолёты залетали, в деревне говорили, что война идёт, народ забирали. В 1941 году у нас была Латвия, а в Латвии немцы были сразу. Когда война началась, кто-то уезжал из деревни втихомолку, уезжали те, кто были активистами при советской власти. Или такие, например, как Макар и Ванька Отцов, они подрались в Кудепи (река) и чтоб их не осудили, уехали. У нас в Путровке немцев не было, я видела немца один раз, когда в Зайцеве (соседняя деревня) в поле ходила, мне лет 8 было, немец проходил, спрашивал, не видели ли солдат. Спрашивал он по-немецки, но я уже год в школу ходила, мы там немецкий учили, поэтому понимала. Я не знала, как ему ответить, а Манька Крупинская со мной была, так она знала и отвечала. Когда фронт шёл обратно, немцы отступали, а русские наступали, тогда у нас бомбили. Когда до нас фронт дошёл, помню, дома все были, и дед, и батька, запрягли 2-х лошадей, всё барахло сложили и поехали, а Женька (сестра) была маленькая, матка (жена крёстного отца) и говорит: «Что ж вы корову не взяли, чем ребёнка кормить». Выпустили коров, у нас их 5 штук было, и пошли на своё поле, к болоту, где меньше была вероятность, что немцы туда пойдут. Одну ночь там переночевали на пшенице, на телегах, потом поехали домой, и вторую ночь в кустах около дома ночевали, и вся война у нас кончилась. Около Цымберова моста, 5 километров от нас, был фронт, а по нашей стороне только когда шли советские войска, летел самолёт немецкий, тогда одного офицера убило и женщину ранило, она с ребёнком лежала в канаве. У женщины потом началась гангрена и она умерла, ребёнок жив остался. Вот и всего за войну во всей округе погибло. Мы жили в такой местности, что с одной стороны в Говсах болото, с другой - в Заболотье болото, а у нас посреди этих болот единой центральной дороги не было, поэтому все фронта шли кругом. В Путровке при немцах не злодействовали, только на работу к хозяевам угоняли, тех, у кого на рабочего человека приходилось меньше, чем 5 гектар земли. У нас было 15 гектар, одному земли не хватало, и угоняли в Латвию, там работали на богатого хозяина, который сдавал продукцию немцам. Вот в Зайцево, там мои братья двоюродные жили, уже и местность лучше, и дорога центральная есть, там немцы были. Я видела, как Зайцево горело, оно от Путровки в 10 километрах. Николай - Стрельба была вовсю, ты просто не помнишь. На нашем хуторе стояла немецкая артиллерийская батарея, до Путровки это километр, там должны были слышать стрельбу. В Юшкове стояли советские войска, уже наступающие, я считал, там похоронен 41 человек, а в Высоком мосту 106 человек похоронено. Было слышно, как бои под Островом шли, когда ещё Остров был не освобождён. Анна - Ну, громыхало, видно было, как Псков горит. Николай - В 44 году, когда уже советские войска наступали, мы готовились, чувствовали, что фронт ближе подходит, слышней стало, я начал вещи зарывать, потому что готовились выезжать, немцы же нас выгоняли. Я посуду разную, вещи закопал, выкапывал ямы, клал вещи, и сверху укладывал дёрн, как будто ничего не было. Кстати, всё сохранилось. И только закладываю последнее, слышу, загромыхало что-то, поворачиваюсь, едут машины немецкие, прицепы, пушки, солдаты на бортах. Прямо по нашему хутору ехали, мимо дома, заняли позицию у реки (Кудеп). У нас на поле были оставлены копны сена, сенокос уже к концу был, немцы это сено взяли и использовали для укрытия пушек, посрубали все самые красивые берёзки, которые мы берегли, всё посрубали, из всего маскировку делали. А потом в наших кустах кухня установилась. Немцы начали нас выгонять, говорили, что здесь пойдёт фронт. Хотя мы чувствовали, что фронт не пойдёт, потому что кругом болото. Но раз погнали, мы поросёнка оставили, он уже был пудов на 6, куда его возмёшь, куры тоже дома остались. Запрягли лошадь, сложили всё своё добро. Мой отец, воевавший 4 года в Первую мировую в Карпатах, сказал, что надо идти на нейтральную полосу. Мы поехали, туда, куда нас немцы погнали, доехали до кустов, завернули и в промежутке между их батареями перешли через Кудеп и к болоту в Примошье. Там такой лесок перед болотом, в этом лесочке собрались и со Смолянки и с Терехова (соседние деревни). Все туда приехали.Овцы блеют, коровы мычат, но уже, конечно, не слышно, там где-то с километр до фронта было, к тому ещё стрельба шла. Началась перестрелка, прямо над нашими головами пули летали, одну беженку ранило, а так больше никто не пострадал. Мы там две ночи переночевали, а потом вдруг тишина, утром я проснулся - тихо, а вечером ещё такая стрельба шла, что казалось, горит земля и небо. Надо домой идти, а как узнать - уехали немцы или там ещё стоят. Мать моя пошла на разведку и напоролась на советских разведчиков. Они: «Ты куда, мамаша?». Она видит, что русские со звёздочками и ответила им: «Да на разведку». Они вначале задумались, потом расхохотались. Они матери сказали, что уже всё разведали, нет ни одного немца, сбежали в таком темпе, что побросали своё имущество. Пушки увезли, а осталось много снаряжения, пороху и снарядов. Ну Пришли мы домой - поросёнок съеден, куры съедены, некоторые запрятались, так те выжили. Анна - Я думаю, что наши свиньи были целы, у нас 5 свиней было. У нас семья была 12 человек. Николай - Мы сено собрали, конечно, много немцы помяли, где-то порохом пересыпали. Ничего собрали, некоторые копны немцы использовали. Анна – А за 5 километров от нас была дорога заминирована. Николай – У нас весь лес был в разном вооружении, мы собирали винтовки, что там только не находили, но покойников не было, все увезены были. Анна - У нас на минах ребята подорвались, одному пальцы оторвало, второго насмерть убило, когда мину разбирали. Николай – Если про начало войны говорить, то у нас в 41-м, действительно, в начале самолёты залетали. Вначале летали с красными звёздами, а потом смотрим, уже в небе появились с чёрными крестами. Хотя ещё советская власть была, немецкие разведывательные самолёты уже летали. И вот однажды смотрим, в сторону Путровки парашютист спрыгнул, где-то на бывшей эстонско-латышской границе, от нас где-то с полкилометра, нам не видно было за деревьями, а те, кто ближе жили, говорят, спустился, от парашюта освободился и бегом через Кудеп, и в лес убежал. Собрались решать, что делать, ведь были распоряжения, что если заметишь что-то, надо доложить властям. Раз парашютист упал на территорию Латвии, значит надо, в Педедзе вести, сдать парашют, заявить.Я думаю, что кто-то доложил в Педедзе, но парашют все-таки не сдали. У парашюта все стропы разрезали, и крестьяне разобрали их на верёвки, возы завязывать. Сам парашют тоже на куски перерезали и поделили. Анна – И тряпки хорошие были. Николай – Белые такие, шёлковые. Анна – Нам-то не досталось, но в деревне были. Николай – В наших глухих деревнях войны особенно заметно не было, вот в Лаврах, в Ротове, там большие бои шли. Немцы стояли в Лаврах, к нам только ездили полицаи, смотрели за обстановкой. Партизан у нас как таковых, можно сказать, не было, появлялись иногда со стороны Латвии. У нас в 43 году для профилактики, что ли, а может, рассчитывали, что есть партизаны, в Смолянку (соседняя деревня) карательный отряд власовцев поставили. Они разместились в деревне по домам, девки наши рады - ведь молодые парни, украинцы в основном. Власовцев наверно полсотни было, жили, играли, плясали, с девками гуляли. Единственное, что они у крестьян лошадей заберут и поехали на прочёсывание местности, в лес особенно не совались, но по дорогам ездили, по Смолянке патрулировали. Начальство их жило у Рябковых, на самом берегу реки Кудепи. Партизаны из Латвии пронюхали, что здесь карательный отряд, и они их уничтожили, без местных жителей это, конечно, было бы невозможно, потому что нужно было знать, когда власовцы на соберутся на гулянку, в какое время, где. Дело было зимой. Партизаны ночью, по реке пришли в Смолянку, власовцы в это время гуляли у Рябковых и бдительность потеряли. У них было вокруг дома 2-3 поста выставлено. Партизаны тихонечко подкрались, вскочили в дом с автоматами и как взялись власовцев чесать из автоматов, перестреляли всех. Некоторые, конечно, в окно прыгали, прямо в Кудеп, а партизаны всё предусмотрели и специально людей поставили. Хозяин дома попытался спрятаться в подвале, а партизаны откуда знали - власовец он или нет - и пустили в подвал очередь из автомата, так Рябкова по плечу задело, был ранен, а так из мирных никто не пострадал. На второй день приехали из Лавров на подводах, увезли трупы, раненых, и всё, карательного отряда у нас больше не было. Допрашивали всех долго, но ничего не подтвердилось, и всех оставили в покое. К нам тоже заходили, а мы что, ничего не знаем, ночью спали, ничего не слышали. Хотя слышать-то мы слышали, причём у меня вообще здорово получилось. Это же была зима и зайцы грызли у меня молодые яблоньки, тогда снега намело наравне с забором. Я взял и вдоль забора, где зайцы ходят, выкопал траншею на всю глубину, сверху тихонько лапками еловыми заложил и снежком присыпал, приготовил осиновые поленья, затесал, чтобы удобно было, чтоб запахнулся - так наверняка. Сижу, в окно наблюдаю, луна светит. Смотрю, заяц через мою траншею перешёл и не провалился, и уже яблоньку грызёт. Я тихонько из дверей вышел, полено взял и только размахнулся, позади меня автоматная очередь. Я оглянулся, думал, что рядом, заяц испугался, я так и не видел, куда он делся. Это как раз партизаны громили власовцев в Смолянке. В августе 44-го нас освободили, а в декабре меня в армию призвали. Я вначале служил в 7-м запасном стрелковом полку под Невелем. Когда мы уже заканчивали учёбу, оставалось только экзамены сдать, нам вдруг выдали всё новое: обмундирование, новые шинели, одели, обули и в маршевую роту, которую на фронт отправляют. А война-то с Германией уже кончилась. Мы решили, что нас отправляют по окраинам зачищать, там ещё много разного отребья оставалось. Привезли нас в Москву, а там поезда стоят с боевой техникой, с вооружением. Поняли, что тут войной большой пахнет. После Москвы мы сделали остановку в Муроме, это Владимирская область, и тогда стало ясно, что нас на японцев везут. И вот мы через всю Сибирь, в Читу, приехали ночью, нас покормили, утром сказали сдать документы и советские деньги, которых у нас вовсе не было. И - в сторону Монголии, это был уже начало июля 1945-го. Привезли нас в Монголию, там был большущий распредпункт, я попал в первую гвардейскую воздушно-десантную дивизию, выдали голубые погоны, чему мы очень рады были, хотя та же пехота, пропеллер на погонах был. А потом нас колоннами пешком направили в сторону Хингана, километров 800 прошли. В поход мы пошли, ещё войны не было объявлено, до начала войны мы должны были подойти к границе. Потом меня передали в 19 гвардейскую и мы пошли на Порт-Артур. Японцы сражались чище немцев, у них пулемётчиков приковывали цепями, чтоб не сбегали и стреляли до последнего, у них много смертников было подготовлено. Войну я закончил в сентябре 45-го, когда Япония капитулировала. Именно поэтому дедушка отмечает два Дня Победы - в мае и в сентябре. Домой из армии Николай вернулся в 1951-м, окончив службу в Порт-Артуре, в 1954 году Николай женился на Анне, в том же году у них родились дети Володя и моя мама Надя. Елена Баранова, Псковское агентство информации.