Андрей Кураев: «Символ Веры - интеллектуальная икона церкви»
31 июля Русская Православная Церковь празднует память святых отцов Шести Вселенских Соборов. Информационная служба Псковской епархии предлагает два материала на эту тему. Один – священники Псковской епархии о святых отцах Шести Вселенских Соборов, другой - лекция, прочитанную диаконом Андреем Кураевым в Пскове. Мы надеемся, что эти два материала дополнят друг друга и вызовут интерес у читателя к данной проблеме христологических споров в древней Православной Церкви.
Лекция является продолжением, представленной прежде в разделе «Церковь», лекции диакона Андрея Кураева.
«Верую во Единаго Бога Отца Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во Единаго Господа Иисуса Христа Сына Божьего, Единородного иже от Отца рожденного прежде всех век, света от света, Бога истинна от Бога истинна, рождена несотворенна, единосущна Отцу, Им же вся быша...» Как мы видим, идет бесконечное повторение синонимов, ведь все уже сказано. Просто здесь видна родовая травма рождения Символа Веры. Надо вернуться к времени Первого Вселенского собора - 325 год. Это был действительно экуменический собор – Вселенский, и в его работе принимали участие, помимо православного большинства, еретики - епископы, сторонники ереси Ария. Арий - это свидетель Иеговы IУ столетия. Иеговисты сегодня - последователи Ария, признают Библию, но Христос - это не Бог. Эта идея не нова, потому что сатана творить не умеет, и ничего нового придумать не может, поэтому воспроизводятся одни и те же ереси. Церковь всегда переживала и радовалась, что Бог пришел к нам, чтобы нас спасти, Сам Господь пришел по любви к людям. И это всегда радостно переживалось христианами. Но Свидетели Иеговы - честные люди, они говорят, что они не православные, но ариане IY века. Как глисты, попробуй их вывести из православного церковного организма. И задача Собора была определить такой Символ Веры, чтобы можно было видеть, где православные, а где - нет. Символ Веры - это боевое знамя Церкви. А знамя раньше, совсем не то, что сегодня – сувенир. Но еще в средние века знаменосец в бою был на передовой. В чем смысл знамени? Полководец стоит на холме и руководит боем, а по передвижению знамени он видит, как идет сражение, где какая часть, кто отступает, куда продвинулись. И знаменосец, знамя очень важно, это не для духа солдат, а для руководства боем. Символ Веры - на передовой Церкви, он должен отделять, где православие, а где ересь. Можно быть плохим православным, но если ты признаешь Символ Веры, ты все – таки православный. Поэтому Символ Веры важен в период арианской ереси, и, кажется, чего здесь трудного: скажи нам Христос - истинный Бог, и все будет, но не тут было. На Соборе предложили эту формулу для разделения, и все проголосовали – за. И ариане. Тогда стали долго искать другие слова, которые четко бы отделили ариан от Православной Церкви. И таким словом оказалось слово Единосущный. Этого слова нет в Библии, и воспользоваться не библейским словом в Символе очень странно. И слово это философское, созданное неоплатониками (Плотин III в. н.э.), но святые отцы воспользовались термином, родившимся во вражеской лаборатории неоплатоников. Этот термин освятили, очистили и ввели в церковный Символ Веры. И ариане оказались за пределами Церкви.
О мужском начале
Когда я начал преподавать в Свято – Тихоновском институте, спросил у проректора: «У вас учатся девочки, про семинаристов я знаю, а как устроена девушка, изучающая богословие?» И в ответ проректор мне молвил: «Лексикон Эллочки Людоедки состоял из двенадцати слов, а наших студенток из четырех - смирение, покаяние, кротость, послушание. Это, может, замечательно, но я точно знаю, что настоящего мужика на этом лексиконе не воспитаешь. У них же все в сопоставлении, все в конкуренции, кто первый добежит, кто первый тарелку супа съест, кто первый построит, кто первый разрушит. Если мальчишкам давать по рукам: не бегай, не соревнуйся, то кого вы вырастите? Того, от кого никому радости нет, и вам самим, в конце концов. И это огромная проблема, как в наших мальчиках воспитать мужское начало. Православное, но мужское, воинское. Нашей Церкви нужны мужики, защитники. Когда меня спрашивают журналисты по поводу погромов в Сахаровском Центре, я все время говорю: я рад, что есть еще не женщины в русских селеньях. Каждый современный родитель, православный педагог обязан быть новатором. Как совместить традиционную историческую этику, аскетику с современной психологией, педагогикой? Но я верую в Руку Божью, которая помогает нам сейчас, и появляются у нас молодые батюшки, а иначе откуда?
О современном состоянии православия
Если бы наша Церковь была молодая и здоровая, она бы гвозди перемалывала, как молодой организм. Церковь это Тело Христово, Церковь святых отцов, но самое нездоровое в церкви это мы. Уже две тысячи лет Церковь болеет нами, христианами. И мы протаскиваем дурь светскую, языческую, атеистическую в Церковь. А потом всю жизнь надо из себя выдавливать это, выдавливать не по капле, а по ведру. И каждому из нас нужно долго воцерковляться, себя самого соотносить со своей центральной верой, нравственным стержнем, соотносить все подробности своей периферийной жизни, реакции, суждения. Что неизбежно сопряжено с ошибками. Даже Апостолам трудно давалась их собственная христианизация, что о нас говорить. Самое печальное то, что значительной частью наших прихожан, духовенства и даже монахов утрачен дар православия. Ведь это удивительный дар – Православие. Ортодоксия. Ort – правильный, верный, а вот слово dox имеет два смысла в греческом языке – первый – учение, мнение, а второй - благодарение, славословие. Ортодоксия - можно перевести как правоверие, правомыслие, а Кирилл и Мефодий перевели – Православие. Это удивительный перевод. Главное все – таки стиль молитвы. Дело в том, что в монашеской традиции умного делания Иисусовой молитвы есть поворотный пункт: ум должен обвыкнуть в молитве. Если человеку нужно толкать молитву, усилия прилагать, чтобы молиться, это не очень здорово. Молитва должна стать самодвижимой, и сама собой сопрягаться, с каждым дыханием, словом, поступком - вот идеал монашеской молитвы, и нашей молитвы. Есть три типа молитвы: просительная – когда человек просит. Просить Бога может даже атеист. Сначала о материальных дарах мы просим Бога. Но более высокий тип молитвы – молитва о духовных дарах. Затем - благодарственная молитва. Она редкая. Как в Евангелии, мы помним, из десяти человек, кого Иисус Христос исцелил – один вернулся поблагодарить. А благодарность лежит в основе религии. И как считал известный католический писатель Честертон, религиозное воспитание малыша начинается не тогда, когда отец рассказывает малышу о Боге, а тогда когда мать учит говорить «спасибо» за вкусно испеченный пирог. Высшая молитва – славословие, когда душа просто поет, просто радуется. Слава тебе Господи за то, что ты есть. Ни о чем не просим для себя. В Евангелие два таких эпизода, когда в минуту Преображения Господня Апостолы Иоанн, Петр и Иаков говорят: «Господи, хорошо нам здесь быть». И на пути в Эммаус, когда Апостолы Его видят с великой радостью. Просить Бога можно только издалека, славословить Бога можно только вблизи. Когда Господь уже в сердце, тогда рождается славословие - это прямое «замыкание». Прямой контакт с Богом - вот к этому и ведет Православие. Во всех подробностях своей жизни. И именно этот дар стал очень редким. И монахи в советские годы были радостнее. И в Троице – Сергиевой Лавре в былые годы было самое большое количество счастливых людей на квадратный метр, а сейчас приезжаешь в монастырь, или на наших прихожан смотришь: грусть, зеленая тоска, но откуда? А Полиелей, Всенощное бдение - самые радостные часы, хор гремит «Хвалите Имя Господне!», а иногда хочется снять на видеокамеру лица прихожан, и показать психиатру с выключенным звуком, спросить, что эти люди делают? У них праздник или похороны? Вечный пост, дурно понятый, а между тем, пост время радости, настала весна духовная. Это время исповеди, душа радуется, избавляясь от грехов, любого батюшку можно использовать постом в качестве мусорной корзины, а сам полетел дальше. Где граница молодости и старости знаете? Это легко определяется: автобус отъезжает, и вы бежите – успели и рады, а если еле успели, то одно бурчанье. Начался Великий пост и душа радуется, это молодая душа, это признак духовного здоровья, или напротив - страстный пост – признак старости. Есть одно единственное слово, которое точно отражает, какое состояние должно быть в пост – радостнопечалие. А мы запрещаем себе сегодня радоваться о нашей вере. И в храме белый платочек - редкость. В каких платьях русские бабы раньше в храм ходили? В самых ярких и нарядных, красивых, а сегодня в черно – коричневых.. Перемена в церковном национальном костюме - это катастрофа, хуже, чем неудачные экономические реформы. Это означает перемену переживания народом своей веры. Что мы видим в нашей вере? Мое православие - это крылья, которые помогают лететь? Или рюкзак, набитый запретами? Моя вера – это повод для жизни, радости и творчества, или повод для угрызений, отчаяния, осуждения и т.д. Я убежден, Церкви сегодня нужна революция. Я бы назвал ее «Серафимова контрреволюция». Надо вернуться к православию Серафима Саровского, пасхальному православию, он ведь каждого встречал радостно – Христос Воскресе! Одна православная подходит с маленьким мальчиком к батюшке: «Батюшка, благословите моего сына на отчитку свозить в монастырь. - А он что, у вас, бесноватый? – Да, бесноватый. - В чем это проявляется? Он что, батюшку кусает? – Нет, он меня не слушается. Обращаюсь к Сашеньке: Сашенька, Христос Воскресе! - Он огрызается: Воистину Воскресе. – Нет, так не годится, Саша, давай громко: Воистину Воскресе! Давай на всю улицу крикнем. С пятой попытки удалось, и мы кричали с ним на всю улицу радостно: «Христос Воскресе!» И это было мгновенное преображение мальчика, и вся масса преждевременного старчества спала. И нормальный мальчишка радовался. Вот мне бы и хотелось, чтобы «Серафимово православие» было с нами сегодня. И я понимаю, что для людей, сидящих в этом зале, главный вопрос: как мне привести в церковь моего любимого нехристя: сына, мужа, внука и т. д. Ответ простой: умейте пробуждать чувство зависти, чтобы вашей вере позавидовали. Представляете: воскресное утро, бабушка слетала в храм и вернулась, а внучок, переживающий тяжелый переходный период, только просыпается после дискотеки. У него после дискотеки всякое утро тяжелое и хмурое. И он на автопилоте пробирается в туалет, а тут бабушка радостная, сияющая, пушистая. И внук, увидев, должен сказать: «Баб, колись, чем ты колешься, я тоже так хочу». Посмотрите, какими мы возвращаемся из храма? Как герои, выполнившие тяжелейший долг. Это очень важный критерий православия, не в смысле догматики, он очень прост: устаешь ты на службе, или нет. Когда – то я очень близко работал с Патриархом Алексием П, мне тогда было лет 26 – 27, а Святейший и тогда уже мальчиком не был. Меня поражало - у меня после службы одна мечта – прилечь, поспать часика два, а Патриарх после долгой Патриаршей службы, и он всегда на виду, присесть Патриарх не может, начинает работать, встречается с людьми. Ни один священник в Москве не служит так часто, как Патриарх: у него по пять Литургий в неделю, сколько престольных праздников в Москве, представьте несколько сот храмов, московские святые, и надо их память служить. Сейчас уже реже, но все девяностые годы служил.
Если ты в молитве тратишь силы, значит, ты их не получаешь, и тогда чего стоит твоя молитва. В храм мы приходим, чтобы получить тот дар, который нам дает Христос, и надо уметь правильно принять этот дар.
Продолжение следует.
