«Все говорят: «Бомж, бомж!»

Его зовут Виктор Васильев. Он — обездоленный человек среди тысяч других. Без семьи, без дома, без документов. Всё это давно утрачено, всё в прошедшем времени. Так уж случилось, что его жизнь испортил «квартирный вопрос». Да, бездомными не рождаются и не всегда становятся по собственной воле. Раньше и подумать не мог, а пришлось бродяжничать. Целых 19 лет. Свою историю пскович «без определенного места жительства» Виктор Васильев рассказал журналисту ПАИ.

- Виктор Васильевич, когда и почему вы оказались без крыши над головой?

- У меня с 1998-го вот такая вот жизнь. А до этого у меня двухкомнатная квартира была на Рижском, а работал я шофёром, дальнобойщиком. Весь Советский Союз объехал. Помню, в командировку надо ехать, а мать при смерти. Мне начальник говорит: «Бери отпуск по уходу за матерью, за свой счет». Я взял. Она лежачая была. В 1988 году скончалась. Царство ей небесное. Мать квартиру мне и оставила. Нас, вообще, четыре брата было, я самый маленький. Валентин, Иван и Коля. Они уже в Орлецах. Валентин недавно повесился, три года как. Я обездоленный за счёт него, он меня наказал на это жильё.

В 1994-м меня за драку посадили в Серёдку. Подрался. Я сам спортсмен, мотокроссом занимался до армии. Сам по себе никогда первый ни к кому не лезу, но когда меня затронули, тогда уже держитесь (смеётся). Я свои силы не рассчитал. По скулятнику дал – у него двусторонний перелом челюсти. Он - в суд, и думать нечего. Четыре года дали мне.

В тюрьме нормально жил, всё хорошо, ничего страшного не было. Когда в Серёдке оказался, я брату Валентину и говорю: «Посмотри за моей квартирой». А у него жена была, они жили в Писковичах. Там коттедж двухэтажный, но он там жил, как в примаках. Он жил, но был никто.

Однажды он приехал и привёз бумаги. А я работал тогда, уставший, все руки грязные, я пайщиком работал, роба в кислоте. В общем, расписался, мне скорее бы расписаться и закончить всю эту систему, а за что – я и сам не понял. Не думал, что брат так поступит. А он мою квартиру продал. Не сам, а через посредницу, которая квартирами занималась.

Эта посредница его кинула, она многих обманула. Ей потом срок дали, сидела. Когда вышла, я пошёл к ней, а она ответила, что знать ничего не знает. Ходил к прокурору, а он мне сразу и говорит: «Виктор Васильевич, вы доверенность писали? Тогда мы ничем помочь не можем».

- Когда вы лишились квартиры, друзья, знакомые предлагали вам свою помощь? Вы сами обращались к кому-нибудь?

- Были друзья. Таня со мной хорошо общалась, она дворником работала. Приютила. На Народной в бараке жили, потом его снесли, после её смерти. Она пошла за клюквой и попала под поезд. Мне надо было куда-то идти. И я пошёл. По пути увидел такой круг, как барабан, катушку. И вот я лег на неё. Холодно. Думаю, чем укрыться. Нечем. После думаю: «Нет, здесь очень холодно». Пошёл ходить, разогреваться. Ходишь-ходишь, но всё равно хочется прилечь, отдохнуть, поспать...

Одно время на Войсковой жил. У меня там была кошечка. Она, когда холодно, когда печку не топил, идёт, прячется ко мне. А Пашенька, котенок её, тоже идёт ко мне, чтоб я их подогревал. Я их прикрою, они от меня греются, мурлыкают, туда-сюда. Кормил их. Животные очень умные. Я вот иду, а они уже на заборе сидят, меня встречают.

- А теперь где и как вы живёте?

- Зимой в подвале живу, а летом – в сарае, крыша только обвалилась. Хозяйка соседнего сарая разрешила спать мне там, от дождя прячусь. А дождь в этом году был постоянно. Я целлофаном накроюсь, а дождь шибает по мне. Тут и вещи мои. У меня очень-очень много хороших вещей, люди подают.

Я не прошу, люди сами предлагают. Никогда в жизни я не сяду просить, не-не. Это не моё. Вон на рынке сидят, я прохожу, если есть копейка – дам. Я их не сужу. А сам, стыдно даже говорить, лучше пойду на помойку, найду какой-то металл, пойду сдам.

Хочу сказать, хорошие люди встречаются. Есть две женщины, которые подкармливают меня как бомжа. Я отказываюсь, говорю, что найду что-нибудь. А что я найду? Допустим, кто-то и булку выбрасывает. Беру. Эти женщины меня угощают. У меня самое любимое - «шуба» и салат «Оливье».

Женщина одна помыться разрешает. У меня и станок есть, надо побриться как-то мне. Прихожу к знакомой, та телевизор позволяет посмотреть. Мне интересно, что творится в мире. Америка всё нас грызёт, только бесполезно это, ей нас не взять. Спорт другой раз посмотрю, а если Олимпийские игры показывают, то вообще меня не выгонишь.

Остальное время провожу на улице. Знаю, на вокзале есть центр помощи. Мои знакомые ходили, в 7 часов пришли и в 7 часов вон. Я не хожу туда. Где придётся, там и сплю. Поэтому документы где-то потерял или унёс их кто-то. Так и живу без паспорта.

- Восстановить документы пытались? 

- Я пошёл в паспортный стол. Говорю, что так и так. Объясняю, что у меня паспорт утерян. Тогда это ещё было на Комиссаровском. А они спрашивают, где моя прописка. А у меня её нет. Я раз пришёл, второй, они не дали. Набегался, сначала из-за жилья, потом из-за паспорта.

Когда наступила пенсия, пошёл в Пенсионный фонд. Но документов-то нет. Кто вы такой – и весь разговор. Развернулся и пошёл. Как говорится, везде бумажка какая-то нужна. Мне 64 года. Уже несколько лет не получаю пенсию. Нужен паспорт и пенсия, а без других документов обойдусь. Вот медицинский полис мне не нужен, я здоров. Никогда ничего не болит.

- Ваш образ жизни здоровым ведь не назовешь...

- Я не курю. Выпиваю, да. Но я никогда не был пьяным. Не валяюсь никогда. Я выпиваю, да. Не то что от горя, просто хочется душу чем-то залить. Надоела эта жизнь уже (плачет). Где угодно блыкаться. Сейчас - в сарае, завтра - по подвалам, подвалы все будут закрываться. В каком подвале жить? Выгоняют, закрывают. Кроме жилья мне ничего не надо. Скитаться – это самое тяжёлое. Там закроют, там выгонят.

Все говорят: «Бомж, бомж!» На самом деле, я и есть бомж. Я не обижаюсь. Почему я должен себя возвышать. Я уже с этим за столько лет смирился. Самое страшное со мной уже случилось, а остальное можно пережить.

- Если честно, то сейчас вы могли бы вернуться к прежней жизни?

- Теперь к прежней жизни мне не вернуться. Если бы дали жильё, конечно же, жил бы нормально. Сейчас у меня ничего и никого нет.

Вот с одной женщиной повстречались, туда-сюда. Она не знала кто я. Разговорились, спросила, где живу. А я отвечаю: «Под открытым небом». Не поверила сначала, а потом сказала, что ей такой не нужен. Давно это было.

Другой и дров наколол бы, и печку стопил. Мне сложно что ли. Тоже не захотела.

А зачем им это? Одна женщина пригласила к себе бомжа. Помочь ей по хозяйству, а взамен – я тебя накормлю, напою и спать уложу. Ну и чего. Эта женщина на шаг отлучилась, а он её ограбил. И других по такому судят. А таких очень много.

Мы, вроде, бомжи, в одном подвале спим. Я как-то нашёл себе подвал. Попросился один: «Вить, можно к тебе?» Я говорю: «Да ладно, иди, всё-таки холодно. Мне подвала не жалко». Пришёл, день-второй поспал. Я дал ему одеяло, чтобы помягче было, все удобства ему сделал. А у меня было килограмм пять меди, он её унёс, сдал и больше в подвал не приходил. А килограмм меди стоит 250 рублей! Это только килограмм. Сначала я сердился, но не мог его поймать. А после пыл отошёл. Ну что сделаешь. Люди разные бывают, но я стараюсь доверять и надеюсь...

- На что же вы надеетесь, Виктор Васильевич?

Может быть, кто-нибудь поможет, и у меня, наконец, будет пенсия и дом. Как говорят, надейся на лучшее, а худшее само придёт. Пока я обязательно хожу в храм на службу и молюсь...