Лошадь и немножко нервно

Старая поговорка рекомендует не зарекаться от тюрьмы и нищеты, к народной мудрости можно добавить и совет про психиатрическую больницу, «психушку», «дурку», «сумасшедший дом» - как только не называют это место. Здесь особенно остро ощущается слабость человека перед обстоятельствами. Шанс попасть на больничную койку такого профиля есть у каждого. Вопрос только в силе воздействия этих самых обстоятельств, ну и, разумеется, в наследственности. Врач-психиатр, заведующий женским отделением в Псковской областной психиатрической больнице №1 Сергей Баженов рассказал Псковскому агентству информации, чего не найдёшь в кабинете у психиатра, зачем некоторые пациенты сами просят положить их в стационар и как на пороге его квартиры оказалась живая лошадь.

От обычной больницы психиатрический стационар отличается глухим забором с колючей проволокой по периметру, большими десятиместными палатами без дверей и кроватями, привинченными к полу. На части окон — решётки. В палатах нет штор, жалюзи, длинных полотенец - всего того, чем можно покалечить себя или соседа. То, что обыватель воспринимает как странность, для местного персонала — привычная рутина. Прилегающая же к корпусу больницы территория напоминает пионерский лагерь с деревянными лежаками, скамейками, беседками и пёстрыми клумбами.

Каждое отделение (всего их девять) делится на две части — служебный коридор для дежурного персонала и изолированный коридор с палатами. В служебном коридоре находится процедурная, комната для отдыха персонала, изолятор для пациентов с подозрением на инфекционное заболевание, сестринская, где заполняются документы, описывается состояние и поведение каждого пациента в течение суток. В отделении пять палат, комната для просмотра телевизора, кабинет сестры-хозяйки, изолированный пластиковый бокс для медсестры. От коридора с пациентами бокс отделён дверью с замком, который открывается специальным четырёхгранным «психиатрическим» ключом. Ручек нет.

О профессии и карательной психиатрии

В психиатрии работаю 32 года, в этой должности 28 лет. Заканчивал Калининский медицинский институт, сейчас это Тверская медицинская академия. Уже на втором курсе работал санитаром в психдиспансере, потом медбратом, даже буфетчиком был по совместительству. Как-то, будучи санитаром, остался в ночную смену, медсестра куда-то отошла, а пациент в это время стал бегать по палате и орать, что кругом немцы и надо отстреливаться. Тогда меня это ещё удивляло. Кстати, и сейчас в моём отделении лежит женщина, которая считает, что на Псков напали немцы.

В Псков из Твери я переехал вслед за женой: она работает акушером-гинекологом в Псковском перинатальном центре. Ничуть не жалею, что всю жизнь посвятил этой специальности. Думаю, лишние люди в психиатрии не задерживаются. Если бы предложили начать всё заново, я бы снова пошёл по этому пути.

В отношении нашей профессии есть стереотип, который жив с советских времён. Речь о «карательной психиатрии». Я общался с множеством коллег со всей страны, никто из них с этим не сталкивался. Это оговор. Так называемые инакомыслящие — обычные люди, только с определённым складом характера. Они точно так же могут сорваться, попасть в больницу, но не из-за своих идей, а из-за психического расстройства. Но поскольку это публичные личности, к ним всегда приковано особое внимание.

Самое сложное для психиатра — негативное отношение общества к проблемам душевнобольных. Многие ведь считают: «А чего лечить этих дураков? Изолировать и всё тут!» Естественно, наша работа связана и с эмоциональным выгоранием. С этим справляюсь с помощью работы на даче, активного отдыха, здорового образа жизни. Вообще как только начинаешь испытывать негатив к своим пациентам, надо менять профессию. Со мной такого не случалось.

О буднях и лечении электричеством

Я заведую женским отделением. Всего их в больнице девять — три женских, остальные мужские. В общей сложности порядка 500 пациентов. На работу прихожу к 8 утра, в это время у медсестёр проходит пересменка, затем работаю с документами, делаю обход, с каждой подопечной беседую индивидуально.

Сейчас в моём стационаре 55 пациенток. Средний возраст — 30-40 лет, есть и 15-летние, и старушка 84 лет. Все из Пскова, так как в больнице существует определённое районирование. В отделение поступают с острыми психозами, с диагнозом «алкоголизм», «наркомания», с послеродовой депрессией, после неудачных попыток суицида — таких всё больше. Это и молодые девушки с несчастной любовью, конфликтами с мамой или молодым человеком, и бабушки, которые считают, что никому не нужны. Большая часть пациенток отделения — всё же люди именно с психическими заболеваниями: шизофренией, маниакально-депрессивным психозом. Их 60-70%.

Среди пациентов больницы больше мужчин, они чаще страдают от психических заболеваний. Женщина покричала и успокоилась, у мужчин по-другому. Социальное положение человека значения не имеет. Были и доктора наук, и чиновники.

Больные могут поступать не только по Скорой, но и по направлению из городского психоневрологического диспансера, из районов. Мы обслуживаем 13, остальные едут в Великие Луки. В экстренных случаях людей привозят родственники, кто-то обращается самостоятельно, причём приходят обоснованно. Человек просто понимает, что у него начинается обострение, возникает повышенная тревожность, другие симптомы, с которыми он сам не справляется.

Часть больных, например, с шизофренией проводят в больнице годы. У таких пациентов наблюдается полный распад личности: они не могут находиться ни дома, ни даже в специализированном интернате. Кому-то достаточно провести здесь несколько недель или месяцев, чтобы наступило видимое улучшение. Но тут как с любой болезнью: есть ремиссия, есть обострение. У кого-то ремиссия длится десятилетиями, у кого-то болезнь становится непрерывной. Всё индивидуально.

С каждой пациенткой при поступлении беседую лично: с кем-то в кабинете, с кем-то в палате. Они могут говорить много несущественного, поэтому часть информации приходится отсеивать. После назначаю лечение — таблетки, уколы, психотерапия. Раньше для излечения применялась электросудорожная терапия (ЭСТ), сейчас нет. Слишком много юридических нюансов. К тому же со стороны это довольно неприятное зрелище, да и эффективность этого способа не доказана. Я подобной терапией не пользовался. Из разговоров с коллегами знаю примеры, когда после ЭСТ через некоторое время больному становилось только хуже. Когда-то чтобы помочь, применял гипноз. На начальных этапах он хорош для невротиков, для душевнобольных — нет. Часто гипнозом пользоваться нельзя, пациенты к нему привыкают, им даже нравится. В общем я скептически отношусь к этому способу и сейчас его не использую.

О пациентах

Душевнобольные чаще всего попадают к нам из-за нежелания принимать назначенные нейролептические препараты. Они попьют таблетки два-три месяца, а потом прекращают, считая себя здоровыми людьми. Через месяц-два наступает обострение, они попадают в больницу. Интересно, что эти люди в силу своих заболеваний, как правило, не воспринимают поток информации извне, у них свой мир, а вот на невротиков телевизор, например, имеет определённое негативное влияние.

Кто-то поступает после развода, после смерти родственников. Всё это социально адаптированные люди, которые просто пережили психотравмирующую ситуацию. Конечно, не все пациенты осознают свой диагноз, многие болезнь отрицают и не дают согласия на госпитализацию. Они попадают в больницу по решению суда.

Сейчас у нас лежит именно такая пациентка. Шизофрения у неё проявляется в виде голосов в голове и бреда по отношению к родным. Она может закрываться в квартире, пить алкоголь, включать музыку на всю громкость, колотить по стенам. Соседи жалуются, квартиру приходится вскрывать с помощью МЧС и полиции, доставлять её в больницу. Эта женщина склонна провоцировать конфликтные ситуации, склонна к оговору, больной себя не признаёт. Считает, что во всём виновата мать, которой, якобы, нужна её жилплощадь. Первое время после больницы ведёт себя нормально, потом бросает приём таблеток, сожительствует с ещё одним душевнобольным товарищем. Они вместе выпивают, курят по несколько пачек в день. Ребёнком своим она не интересуется. Все рассказы о работе — только её фантазии.

Есть и буйные больные, но никаких смирительных рубашек — это всё картинки из фильмов. В таких случаях помогают только успокоительные уколы. Для острых пациентов, которые чрезмерно агрессивны или, например, отказываются от еды, у нас есть особая наблюдательная палата. Туда же попадают поступившие впервые. Поведение этих больных, как правило, требует круглосуточного наблюдения.

Недавно ночью привезли девушку 1987 года с шизофренией. У неё тоже слуховые галлюцинации, плюс агрессия, сексуальная расторможенность и пристрастие к алкоголю. Никакого лечения она не принимает и больной себя не считает, настаивая на том, что родители просто мешают ей жить. Перед тем как попасть сюда она выкинула с балкона все свои вещи, ударила отца. Один раз у нас лежала её мама, которая в отличие от дочери выполняет все рекомендации врачей.

Были те, кто симулировал болезнь, припадки. Как правило, это люди, совершившие преступление и желающие, таким образом, избежать ответственности. Психическое заболевание симулировать можно, но очень сложно. Опытный врач легко распознает враньё.

Во время хронической шизофрении человек начинает мнить себя кем-то великим. На моей памяти были и принцессы, и королевны, и марсиане, и даже одна больная, которая считала себя женой президента. Даже расписывалась «Путина».

К пациентам, конечно, приходят родственники, но есть и одинокие люди. Родственники по-разному воспринимают известие о болезни близкого человека, многие сразу начинают искать виноватого. Причём чаще всего виноват кто угодно — школа, институт, окружение, врачи, которые неправильно лечат, но не они.

О режиме

День для пациентов начинается в районе 6:30. После завтрака обход, время для посещения родственниками, потом часовая прогулка во дворе. Пользоваться мобильными телефонами можно только с моего разрешения. Телефоны, естественно, находятся у персонала. У нас есть библиотека, можно и свои книги читать, смотреть телевизор. Курить не запрещено.

Часть общается между собой вполне спокойно, есть те, что провоцируют драки. Дружбу между больными я не приветствую, из-за этого могут возникать не слишком приятные ситуации, например, с вымогательством. Некоторые по желанию помогают персоналу: убирают помещения, что-то переносят.

Отбой около 22:00. Конечно, все пациентки разные: некоторые по ночам бродят, кричат. Всё это мы стараемся предотвратить. На ночь в отделении остаются одна-две медсестры и две-три санитарки.

О безопасности

К душевнобольным нельзя поворачиваться спиной, никогда не допускаю, чтобы кто-то за мной стоял — мало ли что. То же требование соблюдает персонал отделения. Кроме того, пациентов нельзя обсуждать, нельзя допускать панибратских отношений, всегда нужно держать дистанцию.

В моём кабинете не найдёшь колюще-режущие предметы, потому что сюда всё-таки приходят мои пациентки. Бывало на меня нападали в коридоре во время обхода, обливали, преследовали, звонили, домой приходили. Некоторые включают меня в свой бред и считают, что я работаю на органы, специально их госпитализирую. Самое неприятное, конечно, когда приходят домой. Был один такой колоритный случай. Звонок в дверь, на пороге в вечернем платье с бутылкой вина стоит моя бывшая пациентка: «Сергей Анатольевич, я скоро уезжаю, хочу с вами выпить на прощание! И я ведь не просто приехала, а прискакала на лошади». Внизу её, действительно, ждала лошадь с ипподрома. С тех пор во дворе меня знают все.