«Трудовая книжка»: Как всё устроено в работе психолога Детской деревни-SOS
Педагог-психолог Детской деревни-SOS в Пскове (подробнее о том, что это такое можно прочитать здесь) Елена Гаврилова рассказала Псковскому агентству информации о предательстве взрослых, детях-инопланетянах и газонокосилке как символе любви.
О земной профессии и «инопланетянах»
Когда в 1997 году после окончания психологического факультета, тогда ещё Псковского педагогического института, я только начинала работать, люди приходили ко мне с опаской, с массой оговорок об анонимности и просьбами «никому не рассказывать», «не сообщать на работу». Они стыдились своих визитов, путали меня с психиатром и всячески заметали следы. Многие так долго откладывали встречу и терпели, что приходили практически в пограничном состоянии, когда «поздняк метаться». Так было вплоть до двухтысячных годов.
Получилось так, что после института я занимаюсь именно темой приёмных семей. Сначала это казалось случайностью: мне для курсовой работы помимо теории нужно было выполнить исследовательскую часть. Поэтому тогда тему я выбирала по принципу: где легче набрать испытуемых. Решила пойти в один из интернатов и там начала работать с подростками 15-16 лет. Мне было девятнадцать, разница, подумала я, небольшая, значит мы легко друг друга поймём. Но оказалось, что это совершенные «инопланетяне» с другим жизненным опытом, мыслями, навыками. Где мне интересно, им – наказание, где они выживут, там я пропаду. Вроде, одно время, один возраст, но мы общались как марсиане с землянами - на абсолютно разных языках.
О Детской деревне-SOS, графике и адаптации в приёмных семьях
В Детской деревне я с момента её основания в 2010 году. До этого работала в Центре семьи, преподавала в пединституте, потом разведала телефон деревни, пришла, поговорила с директором и осталась.
Под моим попечением в Детской деревне - девять семей с 50 детьми, плюс есть ещё сопровождаемые семьи за пределами деревни. Таких детей сейчас 17. Причём это не разовая услуга, с большинством мы работаем годами.
У меня ненормированный рабочий день, офисного расписания «с девяти до шести» я не придерживаюсь, но это не значит, что я тут круглыми сутками - ненадолго бы меня хватило. Правда, вот только в этом году договорилась с коллегами, что во время отпуска трубку беру, только если может случиться что-то необратимое. Ну, и во время отдыха постепенно научилась не думать о работе. Помогает понимание того, что я не Бог и не всё могу, но честно делают всё возможное. Первые 10 лет этого понимания очень не хватало, постоянно присутствовало ощущение, что могла бы больше. Хотелось, чтобы всё было хорошо, очень хорошо и прямо сейчас.
Свой график я подстраиваю под график детей так, чтобы никто никуда не спешил. Например, суббота для меня – рабочий день, когда я могу встретиться и спокойно поговорить с ребятами и мамами.
Основная сложность заключается в том, что приёмный ребёнок и родитель не с рождения вместе, между ними только начинает формироваться привязанность, возникает любовь. Такая особенная любовь, от которой ты отсчитываешь отношение к себе и окружающим. В обычных семьях это возникает само собой, естественно, а в приёмной запускается через время. Потому что есть ребёнок, которому необходимо принять нового родителя на место, где до того уже был свой, оно не пустое и обязательно с какой-то историей потери. И есть родитель с определённым жизненным опытом, который хочет дать ребёнку свою любовь. Этот процесс адаптации и притирки требует сопровождения, помощи и подсказок психолога.
О «не подарках» для учителей, «жипяре» и сложных вопросах
Я занимаюсь и всем, что касается школьного обучения, но не успеваемости, а отношений с одноклассниками и учителями. Педагоги, у которых учатся дети из приёмных семей, проходят путь от «о-о-о, сиротка придёт, всё ему отдам, портфель куплю, на груди отогрею» до «а почему не отогревается-то?..» Да, поначалу кажется, что «отогрею». Но начнём с того, что зачастую у наших деток есть диагноз вроде задержки психического развития (ЗПР). Это означает, что ребёнок отстаёт в развитии интеллекта, воли, эмоций. Физически он может быть вполне себе развит на свои 12 лет, по интеллекту – на девять, по эмоциям – на пять, по сексуальному развитию – «без тормозов». И вот приходит в школу такой «не подарок» для педагога, а кроме него в классе есть ещё и другие дети.
Вообще, даже когда дети из обычной семьи идут в первый класс, родители вздрагивают. Здесь ситуация сложнее: привязанность между мамой и ребёнком пока не окрепла, вдруг ещё и в школе «двойка». А ребёнок думает: «Я очень хочу тебе нравиться, хочу, чтобы меня приняли, но двоечников же не любят, я такой не нужен».
Ещё к нам часто попадают дети из семей, где просто не принято учиться, или из деревенских школ, в которых требования скромнее, чем в псковских. И вот педагогическая запущенность накладывается на ЗПР, в результате всем тяжело, потому что на вид ему четырнадцать, а по поведению – десять. Это ломает работу учителя: он бы хотел учить истории, а приходится думать, как сделать так, чтобы Вася под партой не сидел. Конечно, педагоги устают.
К счастью, ни разу не было случая, чтобы ребят в школе травили из-за того, что они приёмные. Зато бывает некоторых наших подопечных «заносит». Один мальчик от родных родителей перешёл в приёмную семью в Детской деревне, но остался учиться в прежней школе. Учительница рассказала, что после этого он стал очень высокомерным: с педагогами не общается, детей презирает. Мне он сообщил, что не будет ни с кем дружить, потому что «я теперь богатый, у меня есть мама и меня каждое утро в школу возит жи-пя-ра». Джип то есть. Сейчас всё просто: он ходит в школу пешком, отношения в классе наладились.
Недавно ко мне сам (это редкость) пришёл один подросток и попросил объяснить приёмной маме, что когда она задаёт ему вопросы «почему» и «как», он не отвечает не потому что хамит и объявил бойкот, а потому что не знает, что сказать. «Почему у тебя «двойка»? Как ты думаешь её исправлять?» Для него эти вопросы сопоставимы с неразрешимыми «Кто виноват?» и «Что делать?» и он просто не знает, что сказать.
О воровстве и желании понравиться
Я не случайно сказала, что эти дети будто с Марса – у них может быть абсолютно другой, непривычный для обычного ребёнка жизненный опыт. Отсюда возникает тема воровства. Приёмные мамы тяжело это переносят, принимают на свой счёт и удивляются: «Я же ему всё дала, ладно раньше он голодал, был плохо одет, зачем теперь-то он ворует». Дети по-разному объясняют это «зачем». Самое простое – у ребят из интерната не выстроены границы «своё-чужое», как в фильме «Девчата», когда главная героиня залезла в чужие тумбочки и не увидела в этом ничего плохого. У кого-то причиной становится ЗПР: ему по возрасту десять, и он понимает – «нельзя», а по эмоциональному развитию – ему три-четыре года и он, кажется, знает, что нельзя, «но немножко всё равно можно». Мы же не вызываем полицию и ещё не очень паникуем, если четырёхлетний ребёнок приносит из садика чужую игрушку, но если чужое берёт двенадцатилетний - в мыслях само собой рисуется его «ужасное будущее в колонии». Третья причина воровства – предыдущий опыт. Его родной родитель хвалил за добытую еду и не очень спрашивал: украл или соседка поделилась. Поесть принёс – молодец. Поэтому ребёнок искренне уверен в том, что приёмная мама тоже порадуется его «добыче», а она «почему-то» совсем не рада. Это как если бы домашний ребёнок помыл пол, прибрался в комнате, картошку почистил, а в ответ получил родительское негодование. Как минимум возникают мысли: «Что-то меня тут не любят».
Часто такие случаи бывали: ребёнок украл, его на этом поймали, он плачет-кается и вообще готов на любое наказание. Начиная работать, я думала: «Надо же, как моральная сфера сформирована. Как же он тогда воровал? Зачем? Если есть внутренний моральный «стоп»». А потом раз, и через какое-то время он опять ворует. И тут я вижу, что ребёнок уже не извиняется, а злится на маму, которая снова недовольна: «Да, в прошлый раз я опозорился и плохо украл – меня поймали, но в этот-то раз никто не узнал: ни полиция, ни магазин. Что ещё нужно этой странной женщине». Работа психолога – в том, чтобы перевести всё это с «марсианского языка» на язык мам.
Бывает, что за пугающим поведением приёмного ребёнка стоят совсем нестрашные вещи. Вот, например, убежал он из школы, где-то слонялся и не шёл домой, чтобы не показывать «двойку», которая для него не просто «двойка», а страх, что теперь его разлюбят и вообще отправят обратно в интернат.
О замороженном горе
Ещё одно непростое направление - работа с детской травмой. К счастью, для этого Детская деревня имеет возможность пригласить психологов из города, а иначе я бы тут точно поселилась.
Потеря родителя – это и для взрослого человека огромное горе, а с ребёнком это происходит, когда он к этому абсолютно и категорически не готов. Для него это просто непереносимо. Это в 59 лет мы можем понимать, что «папа умер, это горе, но неизбежность». А тут ребёнка изымают из асоциальной семьи (в основном это алкоголики), а он-то маму и папу всё равно любил, у него не было другого опыта, он не жил в другой семье и не имел возможности сравнивать, поэтому не может понять, что его родители «не очень». Потом его отправляют в приют, где не закатишь истерику и не покричишь: «Хочу к маме». Это не понравится ни детям, ни воспитателям. В результате ребёнок это горе в себе замораживает и носит. Из-за этого может тормозить его развитие, в том числе интеллектуальное.
Практически всем нашим ребятам нужна помощь в переживании горя, чтобы оно не тянуло их вниз и не занимало все душевные силы. Психологи работают и с тем, чтобы ребёнок в себе не нёс ощущение того, что «я такой, которого вообще любить нельзя, даже мама с папой не смогли». Отсюда потом могут возникать сложности в общении с одноклассниками, в построении будущей семьи, сложности с приёмными родителями: «Уж если родные меня не полюбили, то чего требовать от этой чужой тёти. Через месяц-два и она от меня откажется». Иногда ребёнок специально начинает плохо себя вести и показывает всё, на что способен, лишь бы поскорее приблизить час очередного отказа, который кажется ему неизбежным.
Во время этой работы в самом начале меня поражали объяснения детей, почему родные родители отказались от их воспитания. Самый распространённый ответ: «Я плохой», «Плохо учился», «Бегал и побирался. Вот зачем я побирался, люди из-за этого подумали, что у меня мама плохая», было даже объяснение «У меня зубы кривые…». В общем, всё что угодно, но никаких обвинений в адрес родителей. Редкий случай, когда наоборот.
О самоистязании и любви
А одного нашего мальчика в родной семье замечали, только когда всё было совсем плохо. Самые счастливые его воспоминания связаны с ужасной травмой – он пострадал от газонокосилки и вообще чудом выжил. Но в этот момент мама перестала пить и провела с ним полгода в разных больницах. Это была счастливейшая пора его жизни. В итоге здесь он бегал и чуть ли не каждому встречному при знакомстве показывал свои шрамы, на которые и сейчас невозможно смотреть без ужаса. Для 12-летнего подростка такое поведение ненормально, и для будущей жизни вызывать сожаление через демонстрацию того как тебе плохо - тоже не самая хорошая история. Но такое поведение у него закрепилось, и потом он специально наносил себе травмы: падал с качелей, расцарапывал руки и показывал всё это приёмной маме, только чтобы привлечь к себе дополнительное внимание. Это, по его мнению, гарантированно означало, что тогда она всех бросит и будет заниматься только им.
Психолог помогает перевести такое поведение на человеческий язык, разобраться из какого прошлого это «прилетело», потому что ребёнок и сам не понимает, что делает. То есть нет такого: «Так, вообще-то у меня закрепилось это поведение, пойду-ка на качели и несильно ударюсь». Нет, для него это просто способ получить любовь, он уверен, что это возможно только если ты бедный, несчастный и желательно немного калека.
У детей, переживших утрату кровных родителей, на подкорку записана мысль: «Я любил и это больно», ведь в итоге родные отказались от них, несмотря на детскую любовь. Поэтому теперь ребёнок думает: «А вдруг и приёмным я не нужен». Тогда случаются побеги, чтобы проверить отношение к себе. Напротив Детской деревни есть восемнадцатиэтажный дом, где один наш мальчик сидел, смотрел на часы и запоминал: «Тааак, в 11 вечера к маме приехала «скорая», потом полиция, потом ещё «скорая», потом директор на машине ездил по району искал меня. Значит, всё нормально, меня любят, можно спускаться». Это всё он мне потом сам рассказывал.
В этой ситуации и маме нужен психолог. Представьте, у вас чудесные отношения, с утра сын поел любимую кашу, выпил какао, ушёл весёлый в школу и не пришёл из неё. Никак ты этого не ждёшь. Надо разбираться, что его так эмоционально качнуло, с кем-то в школе поссорился или наоборот всё подозрительно хорошо и давно не было плохо.
О скромных успехах и предательстве
Людей, которые не погружены в тему, волнует эффективно ли, полезно ли, успешно ли живут приёмные семьи, поэтому возникают вопросы вроде: «Как ваши дети учатся в школе? А сколько среди них «медалистов»? Кто поступил в вуз? Есть ли красные дипломы?»
Но мы не про это, у нас критерии более «земные». Вот он воровал, воровал, а сейчас получил профессию и не попал в тюрьму. Да это же прекрасно! Или была у нас девочка, у которой и бабушка в интернате воспитывалась, и мама, и она сама - сирота в третьем поколении. Теперь эта девочка дома воспитывает своего ребёнка. Для нас с вами это как будто и не критерий успеха, а обычное дело, но в итоге ведь победа, которая случилась благодаря работе психолога и огромным усилиям приёмного родителя.
А если ребёнок пограничный, то ли с ЗПР, то ли с умственной отсталостью, но мы в итоге удержались в ЗПР, а значит, закончили школу без справки, с обычным аттестатом. С ним потом можно и на права сдать, и в армию пойти, и профессию получать не со справкой VIII вида [это означает лёгкую степень умственной отсталости]. Всё это тоже большие достижения!
Ещё одна сложная тема и большой блок работы – отношения ребёнка с кровными родителями. Ведь постановление суда о лишении родительских прав не отменяет того, что мама с папой всё-таки есть, и ребёнок их любит, хочет с ними общаться, какими бы они ни были. А взрослые то хотят, то не хотят, то приходят и обещают что-то, а то ещё могут по-разному настраивать ребёнка по отношению к приёмной семье. Здесь надо простроить всё так, чтобы общение с родными родителями не разрушало новые связи.
Была история, когда девочка поступила к нам уже из приёмной семьи – мама от неё отказалась сразу после рождения – поэтому с младенчества до семи лет она жила с приёмной родительницей. По какой-то причине та решила от неё отказаться и под предлогом положила в больницу, из которой не забрала. Так девочка попала к нам. Приёмные родители ей ничего не объяснили, и девочка постаралась сделать это сама, сделав выводы, что всё так, потому что мама заболела, она голодает и ей нужна помощь. И вот семилетка со стола складывала в свой рюкзачок продукты для мамы и себе в дорогу - путь был неблизкий, в какой-то из районов. С этим рюкзачком её остановили почти у железнодорожного вокзала. И это не потому что в Детской деревне ребёнку плохо жилось, а потому что она считала предательством, что «маме плохо», а она тут так вкусно кушает. Мы писали письма, ждали ответа от приёмной мамы, но не дождались. Женщина не посчитала нужным объясниться перед дочкой.
В игре от имени своей куклы она пересказала всю эту историю, финалом которой было возвращение обратно в Детскую деревню. И тут я точно поняла, что побегов больше не будет, просто так девочка переживает тяжёлый момент и объясняет себе, «почему я здесь». Это тоже успех, со стороны он как будто не заметен, ведь она «всего лишь» не бегает.
***
Ещё несколько историй из практики Елены Гавриловой (имена детей изменены):
Вите 7 лет, его брату Юре 6 лет, сестре Лере 4 года. Несколько дней они живут в приёмной семье. Витя увидел как мама открывала дверцы кухонного шкафа, и закричал радостно: «Ребята, смотрите, наша мама такая богатая! У неё в шкафу есть макароны и крупа». Витя потом подходил к взрослым и говорил, словно раскрывая тайну, эту фразу о крупе, богатстве и макаронах.
***
Вообще макароны и рыбные консервы для наших детей – сакральные продукты. Они основа стабильности, безопасности и надёжности новой семьи, доказательство богатства и состоятельности приёмных родителей. А ещё наши дети умеют экономить так, что без рассказов понятно, какую жизнь они прожили в кровной семье.
Андрей (11 лет) получил от мамы деньги и задание купить еду для семьи из четырёх детей и мамы. Как вы думаете, сколько он потратил денег? Андрей уложился в сумму 27 рублей 90 копеек. Мальчик купил 900 граммов макарон за 9 рублей и банку шпрот за 18 рублей 90 копеек. На мой вопрос: «Как ты будешь всю семью кормить этими продуктами?» Он разъяснил: «У всех детей в нашей семье аллергия на рыбу, поэтому я и мама будем есть консервы, а им (малышам) мы сварим макароны. Когда есть макароны – не пропадёшь»
Особенно Андрей радовался тому, что денег, после совершения покупок, осталось много, «даже больше, чем было сначала». До магазина были «только три бумажки, а стало много разных».
***
Лёня (10 лет) живёт в приёмной семье со своей сестрой Раей (12 лет) первый год. В день рождения сестры Лёня грустил. Вечером у них с мамой состоялся такой разговор:
- Мама, на мой День рождения будет такой же праздник как у Раи сегодня?
- Конечно.
- А ты про мой День рождения не забудешь?
- Нет, мы его обязательно отметим.
- С моей родной мамой мы тоже отмечали мой День рождения. У нас там было ВСЁ, были ДАЖЕ КОНСЕРВЫ.
***
Митя (8 лет) пошёл в магазин за продуктами с Ульяной (10 лет). Мама написала ему на бумажке, чтобы он не забыл: «Купи маргарин для выпечки». В магазине мальчик растерялся и заплакал. Не сразу, но признался Ульяне, что он просто не знает, что такое маргарин. Старшая девочка ему показала, что это за продукт. Митя разглядывал пачки с маргарином, долго читал, что на них написано и снова заплакал. Оказалось, он расстроен тем, что в магазине нет маргарина, который нужен маме.
- Здесь все маргарины неправильные, - сказал он сквозь слёзы.
- Чем это? – спросила Уля.
- Маме нужен не просто маргарин, а маргарин ДЛЯ ВЫПЕЧКИ. Тут нет такого.
К счастью, именно ТАКОЙ маргарин, то есть тот на котором было написано «Маргарин для выпечки», в магазине всё же нашёлся. Мальчик принёс его маме и несколько раз повторил, что купил для неё именно ТОТ маргарин.