Нелли Уварова рассказала о возрождении кино, о графике, заборах и табу
Гостьей программы «Интервью недели» на «Первом Псковском» стала российская актриса театра и кино Нелли Уварова, которая в беседе с журналистом рассказала о зарождении идеи спектакля «Интернат», о возрождении кино, о графике, заборах и табу.
Ад за забором
– В Пскове идет международный фестиваль особенных людей «Другое искусство». Вы в этом году принимаете в нем непосредственное участие. Расскажите о своих впечатлениях.
– Мне кажется, очень важно, что такие мероприятия проходят. Сегодня я узнала, что это не первый фестиваль, и это особенно дорого, что это вошло в традицию города, что для города важно собирать людей, которые заряжены вопросами и проблемами особых людей и тех, кто вокруг них. Такой разговор с помощью творчества, мне кажется, быстрее доходит до умов и сердец. Поэтому очень важно, что такие фестивали возможны и традиционны, что это не разовые какие-то истории.
– Примете ли вы участие в следующем году?
– С удовольствием!
– А как вам наша публика? Как они восприняли спектакль?
– Мне кажется, что они были очень внимательны. Сложно сказать наверняка. Наверно, еще предстоит узнать, если появятся какие-то отзывы. По тому, как дышал зал, мне кажется, что он замирал, и сегодня было в первый раз такое, хотя мы год уже играем спектакль, когда я подошла к зрительнице и обняла ее. Это не постановочный трюк, просто я поняла, что, хотя это еще одна пятая спектакля, начало, но я видела, что ей (это была женщина) уже очень больно, близко все восприняла. И я поняла, что мне нужно ее обнять и транслировать ей, что да, больно, но мы вместе, мы справимся. Эта женщина сидела в первом ряду, поэтому я видела, что с ней происходило, а дальше была чернота.
– Расскажите немножко про постановку.
– Когда год назад (в мае, по-моему) в «Новой газете» вышел большой материал Лены Костюченко, я случайно набрела на него в интернете. Естественно, эта тема меня очень волнует, я много работаю с особыми людьми, с авторами картин, с особыми художниками в проекте «Наивно? Очень» уже почти 12 лет, и поэтому, конечно, сразу обратила внимание на статью. И несмотря на то что мне казалось, что я в теме, много об этом знаю, я была ошеломлена тем, о чем говорилось в статье, подробностями и тем, как это написано – очень живым честным языком. Не дочитав статью, я уже приняла решение, что буду делать спектакль, потому что, читая, слышала эти голоса. И я думаю: «Как же так? Эти голоса должны быть услышаны многими». Чем больше людей услышат голоса проживающих в интернате, тем больше шансов, что эту систему можно будет как-то сдвинуть, улучшить положение людей, проживающих в интернате, или среди людей, которые на распутье, принимают решение, имея на руках сложных родных, отдать их в интернат, возможно, мы можем такие ситуации предупредить.
– Этот спектакль в первую очередь для таких людей? Или необязательно?
– Нет, этот спектакль для всех, и в первую очередь для тех, кто вообще никогда не задумывался о том, что где-то за обычным забором с желтенькими ромбиками (таких заборов множество в каждом городе) может быть психоневрологический интернат, где живут люди, скрытые от всех глаз, т. е. живущие в соседних многоэтажках могут не знать, какой ад за этими ромбиками, за этим забором. Это наши реалии.
– Вы сказали про зрителя в зале, который испытал определенные эмоции: вы сразу их почувствовали. Как актриса, вы тоже их испытываете, раз за разом играя этот спектакль. Насколько сложно быть в роли?
– Сложно. Поначалу было очень сложно, и конечно, чтобы сохранять некоторую позицию отстранения, необходимую для того, чтобы транслировать суть, а не переживать ее и не транслировать свои переживания (это никому не интересно), нужно было вести в большей степени разговор смыслами, а эмоции – там. Это было сложно, и меня сносило, и не раз, и это требует на самом деле больших усилий – оставаться отстраненной. Это сложно и не всегда получается. Это такая творческая задача, которая не всегда выполнима.
«Умерло? Значит, возродим!»
– Вы же и актриса кино – где вы себя чувствуете органичнее: на сцене или в кадре?
– Мне ужасно нравится и играть на сцене, и быть в кадре. Это разные ощущения, разные включения своего творческого организма, разное внимание, разные скорости всего – погружения в персонажа и реализации того, что ты должен сделать. В театре ты поступательно идешь, репетируешь, готовишься, можешь переспать с какой-нибудь задумкой, а на съемочной площадке нужно сразу бить в цель и потом вздыхать или хлопать в ладоши, попал ты в десятку или нет. В общем, шансов что-то исправить очень мало: дубль-два, максимум три – все! Поэтому это совершенно разная степень включения и азарта, и я не могу отдать предпочтение одному или другому. Мне ужасно нравится, что можно и так, и так.
– Опережаете мой вопрос: театр или кино?
– Не-не! Хотя уже много лет в профессии: меня недавно поздравили в театре с 20-летием, я аж задохнулась, когда услышала эту цифру, но факт моей биографии уже неоспоримый, – по сей день я не могу отдать предпочтение. Мне ужасно нравится, что можно менять площадку на сцену, сцену на площадку, и хорошо бы, чтобы это так [попеременно] происходило – это особый адреналин.
– Несмотря на то что мы находимся в пространстве театра, поговорим немножко о кино. Наша киноиндустрия сейчас переживает очень тяжелые времена, потому что нужно восполнить пробел на месте иностранных фильмов, которых сейчас нет. Насколько русское кино восполняет этот пробел? И восполняет ли?
– Об этом, наверно, пока преждевременно говорить наверняка. Но знаете, когда я только начинала заниматься этой профессией, я училась во ВГИКе, в институте кино, и снялась в первой учебной работе Анны Меликян (фильм «Полетели»). Этот короткометражный фильм объездил вообще весь мир, все фестивали, собрал кучу призов, и в связи с этим он стал очень заметным в одночасье, и во ВГИК приехали брать интервью у двух студенток (одна с режиссерского факультета, другая – с актерского), которые ездят и собирают призы.
Мы только что вернулись с фестиваля из Милана: Аня получила приз за лучшую режиссерскую работу, я – за лучшую актерскую работу, и мы вернулись из Милана окрыленные, вдохновленные, и вообще вся жизнь впереди, мы еще студентки, и так интересно все закручивается. И в институт приехали брать у нас интервью. Мое первое интервью в жизни: мы сидим в библиотеке, я помню прекрасно, и интервьюер, женщина, задает вопросы. Мы такие вдохновленные, счастливые, а напротив нас был человек уставший, очень спокойный. И она так спокойно (меня это поразило, потому что мы не совпадали в настроении: мой щенячий восторг странно выглядел на фоне интервьюера), уставшим голосом спросила: «Девочки, ну вы же понимаете, что кино в нашей стране умерло, у нас нет киноиндустрии». Это был конец 90-х. Она говорит: «У нас нет кино, все. Советские традиции потеряны, новых режиссеров нет, все как-то бедненько, неинтересно, и нет идей, нет качественных исполнителей. Все плохо, никто не собирается вкладываться в эту индустрию».
И помню, я слушаю, пока она задает вопрос, смотрю на нее – и меня это так сильно задело! Я собиралась сидеть рядом с Аней и молчать, потому что совершенно не понимала, как себя вести на интервью, но тут я вдруг вышла в первые ряды, практически на баррикады, и сказала: «Как?! Что значит умирает?! Умирает, умерло – значит, мы его возродим. Значит, мы – вот я и Аня – будем стоять во главе совершенно нового кино, и все». Не знаю почему, но меня просто возмутила сама постановка вопроса. Почему-то я сейчас вспомнила об этом, когда вы сказали, что кино у нас переживает сложные времена.
Надо сказать, что кино возродилось и за эти годы появилось очень много интересных режиссеров и тем, очень хорошие фильмы выходили и занимали на мировых фестивалях главные призы, т. е. наши режиссеры стали очень заметными за это время. Что будет сейчас, не знаю, но, мне кажется, невозможно задушить, затоптать энергию творчества, энергию людей, для которых кино – это смысл жизни. А таких, я знаю, очень много. Потому, что бы ни происходило, я точно знаю: росток будет прорастать всегда, он найдет себе дорогу и будет прорастать. Может быть, не в таких объемах, которые уже появились, но тем не менее. Я, видимо, просто оптимистка по жизни.
Судьба и график
– Было ли у вас в жизни, что вы отказались от роли в кино и потом пожалели?
– Был такой фильм Учителя – «Прогулка». Я не отказалась, нет – я пробовалась в этот фильм, вернее, у меня не было даже как таковых проб, у меня были просто встречи с режиссером. Тогда еще мобильные только появлялись, у меня их не было, и коммуникации были сложнее, чем сейчас. Я только пришла в театр, первый год после института, у меня была первая премьера спектакля «Эраст Фандорин», и мне звонили из Питера: я должна была приехать в Питер на встречу с режиссером. А я все не могла, потому что у меня был выпуск спектакля. Потом в какой-то момент – я нахожусь в театре – мне вдруг говорят, что кто-то ждет меня на служебном входе, надо спуститься. Я спускаюсь – там режиссер: «Вы когда-нибудь доедете вообще-то? Нам же нужно встретиться со сценаристкой». Дуня Смирнова писала сценарий, и ей нужно было с актерами иметь непосредственный контакт, потому что очень живая речь – ей нужно было понимать кто [будет играть]. И я говорю: «Да-да!» Каким-то чудом выкроила денек, мы договорились, когда я приеду. Я приезжаю в Питер через какое-то время, звоню по тому номеру, который мне оставили, и говорю: «Я приехала», – и мне говорят: «Как?!» Что-то неправильно либо я поняла, либо кто-то. А он в этот момент поехал в Москву, т. е. я в Питере – режиссер в Москве. И мы снова не встретились. Проходит еще какое-то время, и вдруг я звоню и говорю: «А я могу приехать», – а они говорят: «Уже все. Уже утверждена другая актриса, и все, ансамбль сложился». Это единственный раз, когда мне было так горько.
Потом я посмотрела кино и думаю: «Эх!» Все сложилось так, как мне представлялось, он получился очень хорошим, вдохновенным, и там все прекрасные герои, все трое просто волшебные. Посмотрела несколько раз это кино, уже не представляя себя внутри этой картины: так убедительно было то, что я увидела на экране, что это стало историей, совершенно отдельной от меня. Но пока фильм не вышел, мне было очень сложно. Т. е. была история, в которую мне ужасно хотелось, но по воле судьбы я туда не попала.
– А у вас есть внутренняя цензура? Например, роль хорошая, но есть табу, на которые вы бы не согласились.
– Наверно, есть.
– Что это? Может быть, бранная речь или обнажение перед экраном?
– Бранная речь – как-то уже нет: ее запретили, а я, например, готова браниться. Много эпизодов жизни прожито. Когда мне говорили, что есть ситуации, когда без мата не обойтись, я всегда так [скептично]: «Ну конечно!» Теперь, в общем, согласна с этим мнением, хотя я не матерюсь. Но на сцене уже приходилось (и в кино – тоже). Да даже сегодня встречались острые словечки.
По поводу обнажения: мне бы не хотелось, и я максимально старалась и стараюсь этого избегать, но есть все-таки какие-то истории, фильмы, которые я смотрю и понимаю, что это необходимо. Например, «Рассекая волны» Триера. Там есть эпизод, где героиня лежит: вот она я. Ну по-другому быть не может, не может! И я понимаю, что если сталкиваюсь с очень убедительным решением…
– Почему бы и нет?
– Я не могу сказать, что это табу – и все, и никогда, нигде и ни при каких обстоятельствах! Просто я не встречала таких убедительных историй.
– Если что-то оправданно, то оно имеет место?
– Да. Это жизнь. Я не ханжа в этом смысле.
– Возвращаясь к вашему плотному графику, бывает так, что во время гастролей вы успеваете погулять по городу? Может быть, сегодня успели познакомиться с Псковом?
– Нет, к сожалению, сегодня не успела. А иногда бывает такая возможность, но очень редко, к сожалению. Почему-то все плотно. Всегда есть желание познакомиться с городом, но почему-то почти никогда это не получается: я сегодня приехала и сегодня же уезжаю, хотя, планируя поездку на этот фестиваль, я запланировала один выходной специально, чтоб погулять по Пскову. Я бывал здесь уже не единожды, мне очень нравится город, именно поэтому мне захотелось провести здесь один день и посвятить его просто этому городу. Но так складываются обстоятельства, что съемочные графики начали сдвигаться, обстоятельства, и этот день, в который у меня был [выделен]…
– Пропал?
– Да. К сожалению, я прямо сейчас – на поезд.
– В любом случае мы вас ждем в следующем году на этот фестиваль, если не на фестиваль – то просто в гости.
– Спасибо!
