Молчание, как катарсис
9 февраля в псковском театре публике была представлена постановка «Гробница малыша Тутанхамона». До этого пьеса Оливии Дюфо ставилась только в Америке, так что это была одновременно российская и европейская (а то и вовсе евразийская) премьера. Сразу хочу сказать – это один из лучших спектаклей, что мне приходилось видеть на псковской сцене.
Реалии сюжета русскому зрителю кажутся не очень близки: главная героиня пьесы – художница, рисующая комиксы (Наталья Петрова). У нее есть дочь-подросток (Дарья Чураева), муж, для дочери – отчим (Денис Кугай), подруга-соперница, тоже художница (Анна Шуваева), кумир –учредитель специальной премии для женщин-авторов комиксов из Новой Англии (Евгений Терских). Героиня попадает в список номинанток премии, подруга-соперница уничтожает ее работы за последние три месяца, и ей приходится в бешеном темпе рисовать, чтобы воссоздать все за неделю. В тот же день ее дочь кончает с собой.
И эта трагедия накладывается на творческую гонку и стирает грань между реальностью и комиксом. История, которую рисует героиня – о девятилетнем мальчике-фараоне, маленьком деспоте с глубокой душевной раной, который хочет воссоединиться с мамой-мумией. И вот уже муж перевоплощается в раба-советника фараона, кумир становится Анубисом, владыкой загробного царства, соперница – злобной богиней-крокодилицей, а маленький фараон все больше походит на погибшую дочь.
Вся эта сумасшедшая история разворачивается в великолепных декорациях: на сцене сконструировано что-то вроде уходящей в перспективу пирамиды, у которой «сорвало крышу», и вместо верхушки – рваная черная пустота. На белые грани пирамиды проецируется графика – в псковском исполнении это скорее скетч, чем комикс: текучие карандашные рисунки, плавно вырастающие один из другого. Звуковой ряд пьесы базируется на шуршании карандаша по бумаге – из него появляется и снова теряется в нем музыка.
Это обрамление захватывает, и в то же время не дает отвлечься от действия, сыгранного очень хорошо. Надо признать, наша труппа сильно выросла за последние годы, и актерские работы в этом спектакле весьма впечатляют.
Что до недостатков, то они, с моей субъективно-зрительской точки зрения, проходят, скорее, по части режиссуры, внутренней логики постановки, в которой оказывается слишком много инерции. В самом деле, как раскрыть образ ребенка-деспота – а давайте сделаем из него такого маленького Гитлера. И вот появляются характерные усики, взмах рукой, любое местоимение «я» превращается в немецкое «ja-ja». Забавно? Ну раз у нас есть фараон-Гитлер, то пусть ему прислуживает Ленин. И вот появляется кепка, характерная картавость, «батенька». Смешно? Ну раз у нас тут Гитлер и Ленин, пусть Анубис будет Сталин. И вот – трубка, френч, грузинский акцент, «дарагой таварыщ фараон». И уже никуда не деться от этих образов, они вплетаются и в графику тоже, и материал получает власть над действием.
Зачем это все? Может быть, замысел был в том, чтобы придать пьесе дополнительной глубины, задать еще одно измерение? Пожалуй, ничего не вышло – актеры тратят много времени на все это кривлянье, а толку чуть, да еще и перед спектаклем из-за этого приходится делать реверанс в сторону компетентных органов, специальное объявление: мол, у нас тут образ Гитлера, но нацизм мы ненавидим, и гордимся, что живем в стране, его победившей. Вообще, судя по рецензиям, американская постановка легче и веселее, чем российская – у нас трагическая линия предсказуемо превалирует над комической.
Впрочем, пьеса настолько хороша, что не дает никаким режиссерским находкам заслонить главное, к концу все ненужное как бы стирается, изглаживается – и в финале зал замирает и молчит вместе с героями, слишком долго для простой вежливой паузы перед аплодисментами, достаточно долго, чтобы осознать это молчание как катарсис.
