Русскоязычные ВУЗы Эстонии могут лишиться аккредитации

Дабы получить некоторое представление о картине в целом, позволю процитировать несколько сообщений и оценок, появившихся в прессе в последние два-три года. «По количеству студентов Эстонии удалось обойти Швецию, Австрию, Швейцарию и Германию. В 2000-2001 учебном году всеми видами академического и профессионально-прикладного высшего образования охвачено 56,5 тысячи человек, или 14,7 процента от всего населения республики. По сравнению с предыдущим учебным годом число желающих получить образование выросло на 14 процентов». «В настоящее время в Эстонии функционирует более 40 высших учебных заведений, 15 из них - университеты. До выхода из состава СССР в Эстонии было шесть вузов: политехнический, педагогический, художественный институты и консерватория в Таллине, университет и сельхозакадемия - в Тарту». Однако у всей этой радужной, основанной на данных Департамента статистики, есть, однако, и теневая сторона. «Нынешнее обилие университетов, академий, институтов и колледжей Эстонии явно не по средствам. Далеко не все возникшие после обретения независимости вузы отвечают своему уровню. Данной системе образования отличается непрозрачностью, слабой степенью защищенности студентов, получающих порой, судя по уровню некоторых учебных заведений, липовое высшее образование». /Из выступления министра образования Т. Лукаса на брифинге в июне 2001 года/. Куда резче бывшего министра высказался примерно в то же время проректор Тартуского университета Волли Калм. «Система высшего образования в Эстонии работает ненамного эффективнее старого паровоза. В нормальные сроки диплом о высшем образовании получает лишь каждый третий поступивший в вуз студент. Остальные если и выходят на финишную прямую, то за счет продления срока пребывания в стенах альма-матер. В целом достигается внешне благоприятная картина: около половины поступивших, в конечном счете, становятся дипломированными специалистами». И отставной теперь уже министр и действующий профессор два с лишним года назад дали нелицеприятную оценку системе высшего образования вообще, в том числе и даваемого возникшими после девяностого частными вузами. Вот результаты статистического исследования проректора Тартуского университета. «Весной 2000 года аттестаты о среднем образовании получили около 11 000 человек. По данным опросов, о желании получить высшее образование заявили 70 процентов выпускников. А к осени на первый курс было зачислено в общей сложности свыше 14 тысяч человек - вдвое больше, чем покинуло стены школы. Перебор образовался за счет выпускников прошлых лет, ранее не прошедших по конкурсу, либо не поступавших вообще». А вот вывод: «Такого рода излишки абитуриентов являются хорошей подпиткой для платных частных учебных заведений, где с недобором студентов и возможным появлением новых учебных заведений борются с помощью снижения требований при поступлении. Иными словами, для части студентов создается возможность с помощью родительского кошелька закрыть прорехи в знаниях». Здесь самое время перейти к проблеме высшего образования на русском языке, так как за ничтожным исключением только частные вузы и предоставляют выходцам из русских семей получить хоть какое-то высшее образование на родном языке. Замечу, что речь идет ни много ни мало о третьей части постоянного населения страны. Кстати, если судить по количественному охвату учебой в вузах, доля русских студиозусов примерно пропорциональна удельному весу русскоговорящего населения в стране в целом. Но представители эстонской части имеют возможность свободного выбора между учебой в государственных, общественно-правовых и частных учебных заведениях, то у русских абитуриентов эта свобода сопряжена с необходимостью перехода на другой язык обучения, если захочется поучиться в нормальных, а не новообразованных вузах. Короче, чаще всего выбор приходится делать в пользу частного, сиречь платного вуза. Со всеми присущими им издержками, о которых говорилось чуть выше. Система платного высшего образования, если у нее нет конкурента в виде возможности получения такого же образования ценой меньших финансовых затрат, страдает прежде всего за счет качества даваемых знаний. Практически единственным источником финансирования является вносимая плата за обучение. В итоге весь вуз становится заложником платежеспособных учеников. Нет свободы при отборе на первый курс, ни возможности отчислить академически несостоятельного студента. Эксматрикуляция студента означает лишение вуза и преподавателей известной суммы денег. Зато можно исключить за неуплату. Здесь потери минимальны, если это, конечно, не будущий Эйнштейн. Но датированное декабрем мнение Совета может означать эксматрикуляцию нескольких частных вузов и тем самым сокращение и без того небогатых возможностей русских абитуриентов получить высшее образование на родном языке. Чем это чревато? Вот еще одна оценка также двухлетней давности. «Что касается бурного роста числа разного рода частных колледжей и институтов, то этому есть свое объяснение. В них, как считают специалисты, за родительские деньги покупаются не столько знания и профессия, сколько отсрочка от \"призыва\" в армию безработных. По некоторым данным, в общей сложности в такого рода платных учебных заведениях учится столько же молодежи, сколько фигурирует в качестве официально зарегистрированных безработных». Добавим давно известное, что среди русских жителей Эстонии уровень безработицы /данные по Северо-Востоку/ примерно в два раз выше, чем по всей стране в целом. По сведениям все знающей статистики, среднестатистический русский зарабатывает примерно на 20 процентов меньше, чем среднестатистический эстонец. Отсюда становится понятно, что цена добываемого русскими папами и мамами своим детям этого пусть и не безупречного высшего образования, намного выше. Если ли концептуальное решение проблемы? Один из путей – вспомнить хорошо забытое старое. Но тут надо, чтобы кто-то дал ответ на вопрос, намерена ли Эстония сама готовить дипломированных специалистов по всему спектру необходимых профессий. В годы советской власти действовал хорошо отлаженный механизм кооперации. Часть специалистов Эстония получала из стен собственных вузов, недостающих заказывала в центре. В крупнейших вузах Москвы и Питера резервировались внеконкурсные места, на которые поступали выпускники эстонских школ, причем далеко не всегда с русским языком обучения. В среднем до ста человек в год, не считая тех, кто пытал счастья без направления от республики, а, получив диплом, возвращался на родину. Сегодня такие связи полностью утрачены. Вряд ли удастся восстановить их, так как за истекшие годы существенные изменения претерпели местные школьные программы, и поступление эстонских абитуриентов в российские вузы становится все более проблематичным. Но дело не только в этом. Оно еще в том, что у нас готовы распахнуть объятия перед любым обладателем «корочек» любого самого захудалого колледжа из «оттуда», и крайне пренебрежительны к выпускникам даже самых известных российских вузов. Настолько пренебрежительны, что многие обитатели нынешнего политического Олимпа стесняются упоминать в своих «житиях» факты учебы в Москве или Питере. Возвращение к этому хорошо забытому старому, будь на то здесь политическая воля, решило бы не только проблему получения здешними русскими абитуриентами добротного высшего образования, но и составило бы конкуренцию тем же частным вузам, о качестве учебы в которых так пекутся в Министерстве образования.