О традициях, проектах, туристах и планах на будущее – пресс-конференция директора Пушкинского музея-заповедника
15 марта в медиацентре Псковского агентства информации прошла пресс-конференция, приуроченная к 100-летию послереволюционного возрождения музея-заповедника Александра Сергеевича Пушкина «Михайловское».
Директор Государственного мемориального историко-литературного и природно-ландшафтного музея-заповедника Александра Пушкина «Михайловское» Георгий Василевич рассказал, какие мероприятия запланированы по случаю юбилейной даты, чем живёт музей-заповедник, восстановился ли поток туристов после ограничений, какие выставки и экскурсии сегодня предлагает посетителям, а также готов ли музей к разным форматам работы.
История рождения музея-заповедника
– Георгий Николаевич, 17 марта музей-заповедник отмечает 100-летие со дня своего воссоздания. Расскажите об истории этого события и о том, какие мероприятия запланированы по случаю юбилейной даты, каких гостей ждёте.
– Начнём с того, что музей относится к числу старейших, как сейчас модно говорить, музеев под открытым небом, а по-нашему – музеев-заповедников. Хотел бы обратить внимание на то, что в 50-60-е годы в Европе и Америке стали появляться национальные парки и экомузеи, их очень сильно расхваливали. Но на самом деле наша страна и здесь оказалась впереди всех, поскольку музеи-заповедники – это одновременно и национальные парки, и заповедные природные территории, и территории, которые хранят культурное и природное наследие.
Для нас всё началось, естественно, с приезда в 1817 году Александра Сергеевича Пушкина в своё имение Михайловское, которое тогда принадлежало матери поэта Надежде Осиповне Пушкиной. Александр Сергеевич успел его полюбить за проведённый месяц. Первые впечатления, а они очень важны, были разнообразными, начиная с клубники, бани и прочего, как он сам записывал. Видимо, клубники и бани в лицее не было, поэтому его это сильно удивило.
В свой приезд поэт даёт обет, который потом и исполнил всей своей жизнью. Он пишет, обращаясь к своим друзьям из Тригорского: «От вас беру воспоминанья, А сердце оставляю вам». И действительно, когда он приедет в 1836 году хоронить матушку, он приобретёт участок земли, который был больше, чем нужен для одной могилы, и на этом месте упокоится сам. Вот так великие поэты сами себе предсказывают жизнь. Потом был роман «Евгений Онегин» и промыслительная дуэль Ленского с Онегиным, которая обернулась для поэта печальным концом. Там погибает Ленский, здесь погибает Пушкин.
Главные переживания и внутренние изменения произошли в Александре Сергеевиче во время большой двухлетней михайловской ссылки, когда создаются очень разные по жанрам произведения и более 100 лирических стихотворений. Это всё стало основой, положенной в будущую копилку музея. Но на самом деле стихи Пушкина до сих пор живут в том ландшафте, который Пушкин переписал заново, переписал литературно, превратив его из обычного красивого места в место литературное.
С 1899 года, в 100-летие со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина, на карте России это место появляется уже не просто как усадьба, а как усадьба, претендующая на хранение памяти о поэте. Самое дорогое для нас – это то, что в создании первого музея принимали участие широкие слои населения, вне зависимости от сословия, вне зависимости от места проживания. Деньги собирали по всей России. Их собрали настолько много, что до революции на проценты от собранных денег, которые не пошли в оплату этого имения, музей содержался, обихаживался, обустраивался.
Ситуация была очень странная: все знали, что память Пушкина нужно хранить, но все учились этому впервые. Как жить в усадьбе-музее, стало понятно только к 1911 году, когда появилась первая экспозиция и был воссоздан по сохранившимся рисункам и описаниям музей, который напоминает наш нынешний. И вот с этого времени, с 1911 года, развиваясь, меняя одну экспозицию на другую, расширяя свою территорию, музей начинает существовать как место не только для себя, место не только в себе, но и для посетителей. Очень трогательно и смешно, когда читаешь разные первые путеводители и там пишут, что ехать на коляске долго, станция достаточно далеко, а кучер ворчит: «Ну и едуть, и едуть! Что едуть, что им надо и зачем они сюда едуть?»
На самом деле, как вы понимаете, публика была очень разной и все по-разному воспринимали это место. Жизнь оставалась жизнью, музей был частью этой жизни, но особенной. Такой почти японской вершиной, заснеженной и сияющей. Всю свою 100-летнюю, теперь уже 122–летнюю, историю музей-заповедник учится жить так, чтобы быть частью биографии, частью жизни каждого приезжающего в Пушкинский заповедник.
Пушкин наш, советский!
Может, это и повлияло на то, что перед возобновлением деятельности музея в 1922 году (а год этот, как мы с вами знаем, особый, промыслительный, год создания СССР) в марте в Совет Народных Комиссаров шли и шли письма, где предлагались разные варианты использования пушкинского наследия в Михайловском. Часто звучало: здесь должен быть университет для народа, здесь непременно должны побывать все граждане нашей новой Советской Республики, очень важно то, что здесь можно жить среди стихов, в поэтической атмосфере и впитывать пушкинские строки так, будто бы он ещё жив.
Это всё стало основой для принятия решения. 17 марта Малый Совнарком подтверждает это действительно народное движение, утверждая своим декретом создание Пушкинского заповедника. До этого была Первая мировая война, революция и разорение, которое сопровождало Михайловское в ХХ веке ещё не один раз. Но тем не менее сам факт возвращения к Пушкину в очень тяжёлое для молодой, тогда обновлённой страны время – это тоже очень характерное явление для всего пушкинского наследия.
И то, что весь ХХ век музей празднует свой день рождения именно 17 марта, – это тоже неслучайно. Потому что впервые, наверное, после 17 марта 1922 года музей взял на себя ответственность за всех читающих Пушкина, за всех любящих и знающих наизусть. Я уже говорил о том, что проверкой состоятельности музея был первый послевоенный праздник поэзии, когда читали только Пушкина. Там, когда академики сбивались, простые крестьяне подхватывали с полуслова текст Пушкина и дочитывали главу «Онегина» до конца. Это было свидетельством того, что наследие – это не что-то лежащее в уголке, на всякий случай. Это то, что живёт в самих людях, то, носителем чего они являются.
Не имей 100 рублей...
– Как же в этом году будете отмечать 100-летие воссоздания?
– Всякий юбилей музея – это праздник, в котором участвуют друзья. У нас их, по счастью, тоже много. Насколько много, что приходилось выбирать и программу составлять с учётом разных предложений. Мы остановились на следующем: 17 марта Псковская область делает подарок Пушкинскому заповеднику, и мы начинаем наши торжества с концерта ансамбля «Сказ». Ансамбль, который сам имеет замечательную историческую традицию существования, ансамбль, который постоянно меняется, развивается, совершенствует свою деятельность. Мы давно их не принимали у себя в гостях, мы благодарны и с радостью откроем 17 марта концертом. Затем в программе у нас награждение сотрудников грамотами Министерства культуры, администрации Псковской области, Пушкиногорского района и собственно музейными грамотами, которые весьма высоко оцениваются самими сотрудниками. Задача в том, чтобы прилюдно сказать спасибо.
Музей ожидает гостей из других музеев. Сказать спасибо за ту работу, которую они ведут. Понятно, что это будет только часть всего музея, но поверьте мне, что грамоты музейные вручаются ежегодно и в довольно большом количестве. В этом году наши грамоты будут вручены 17 работникам Пушкинского заповедника из 398. Это немного, но впервые мы к такой замечательной дате выпустили медали, к грамоте будет прикладываться ещё и настольная медаль, посвящённая этому событию. Сегодня её к вечеру должны привезти, так что завтра мы уже в интернете сможем разместить изображение этой медали.
На аверсе медали находится единственное уцелевшее после революции здание – домик няни. А на реверсе – портрет Пушкина и небольшой фрагмент из «Домового» с поручением музею хранить пушкинское наследие. Второй день отмечен встречей с нашими давними партнёрами и друзьями – партнёрами в широком смысле слова. Понятно, что ряд сотрудников учился в Петербурге, в институте культуры, но в этот раз институт культуры приезжает со своими программами. В частности, они привезут свой хор, профессиональный, очень интересный, богатый своими возможностям. И помимо основного выступления, которое состоится в вечернее время, хор будет ещё помогать священнику Казанской церкви протоиерею Михаилу вести литию в храме на городище Воронич. В память об ушедших наших коллегах и коллегах тех музеев, с которыми мы дружим, – московского и петербургского. Мы их тоже вспоминать будем на этой литии.
Третий день – это день, можно сказать, старинной дружбы, потому что творческая дружба с Олегом Евгеньевичем Погудиным и Михаилом Николаевичем Радюкевичем связывает нас больше 25 лет. Они дают концерт как подарок музею. Вход свободный, мы приглашаем всех, кто будет в Пушкинских Горах, посетить это событие. Вот три такие творческие вершины, три такие жемчужины этого события.
Естественно, остаётся ещё чисто музейная деятельность. Мы открываем выставку, посвящённую истории Пушкинского заповедника, это выставка совместная, в которой участвует Российский музей Пушкина. «Что есть музей» – это рабочее название выставки, где мы пытаемся ответить доступными нам музейными средствами на этот вопрос. А к маю, когда уже потеплеет и будет более комфортное для уличной выставки время, мы представим выставку фотографий, которую сделали наши доброхоты, несколько лет подряд снимавшие сотрудников Пушкинского заповедника за работой, – и в Бугрово, на входе в михайловские рощи, и в Михайловском, на автомобильной стоянке, у поляны. Вы сможете увидеть часть людей, которые ежедневно своим трудом создают гармонию и красоту Пушкинского заповедника.
Естественно, в музее давние традиции. Это повелось ещё с 60-х годов, когда заместитель тогдашнего директора музея Владимир Семёнович Козырев стал активно ездить с выставками по всей стране, участвуя в рассказе о музее-заповеднике в разных уголках нашего Отечества. И мы эту традицию поддерживаем, более 45 выставок у нас стоит в плане на 2022 год. Часть из них – у наших соседей в Белоруссии, в художественном музее в Минске, в Полоцком историко-краеведческом музее, в историко-краеведческом музее в Витебске и в Могилёве в музее Бялыницкого-Бирули, который в этом году празднует свой юбилей.
Весь этот год мы будем встречаться и со своими коллегами, и с теми людьми, которые в музее бывают, и с теми, кто ещё не знает, как замечательно путешествовать в Пушкинский заповедник. Конечно, это текущие рабочие моменты. Не всегда они радостные. В этом году хорошая зима, снега много, но для нас это обернулось трагедией, потому что очень много поломанных деревьев, снег был мокрый, деревья старые, поэтому они падали, ветви обламывали и рушили крону. Сейчас постепенно приводим это всё в порядок.
Гармоничное развитие
– Спасибо большое, Георгий Николаевич. Я хочу напомнить, что в этом году музей также отметит 60-летие музея-усадьбы «Тригорское», 45-летие усадьбы-музея «Петровское» и 15-летие открытия после реконструкции музейного комплекса в деревне Бугрово.
– Да, и найти юбилеи совсем не сложно. Просто потому, что избранное направление развития музея включает в себя и новые территории, и рассказ о Пушкинском заповеднике как об отдельно взятой усадьбе Михайловское (хотя она остаётся центром и средоточием всех событий), и попытки вернуть ощущение обжитого пространства пушкинского времени.
Поэтому здесь в 1962 году возникает «Тригорское», которое по числу экспонатов пушкинского времени самое богатое. В коллекции этого музея больше всего предметов из собрания потомков хозяев усадьбы. Это и «Петровское», которое в этом году именинник, потому что не только 45 лет, но ещё и потому, что этот год посвящён Петру Великому. И соответственно, целый ряд событий, в том числе и выставка, посвящённая Петру I, которая будет открыта к маю в «Петровском».
А «Бугрово» – это наша экспериментальная площадка, где мы опробуем самые новые идеи, самые новые методики работы с посетителями. В творческом плане это очень интересное, разнообразное и быстро меняющееся место.
Баронесса из Австрии и современный кинематограф
– Спасибо большое за интересную экскурсию в уникальную историю музея-заповедника. Мне кажется, что многие вещи надо повторять постоянно и напоминать о них.
У меня вопрос больше о современности. Как-то в последние годы, как мне кажется, наша российская культура всё чаще возвращается к классике. Снимаются фильмы по Толстому, по Достоевскому. Может, я ошибаюсь, но мне кажется, что про Пушкина и о Пушкине, о его произведениях в последние годы было не так много фильмов, сериалов, книг. Может, я ошибаюсь и вы меня поправите? Расскажете о каких-то фильмах, которые в последнее время или снимались на базе музея-заповедника, или вышли и вы их считаете достойными, чтобы посмотреть и узнать о творчестве Пушкина больше.
– Да, это понятно, что из всех искусств для нас важнейшими являются кино и цирк. Попытка совместить в последнее время в фильме и то и другое явно отнимает ряд достоинств у фильма. Последний фильм [«Учёности плоды». – Ред.], который снимался на территории Пушкинского заповедника, и вы об этом знаете, – это фильм, рассказывающий о жизни музея в годы Великой Отечественной войны.
В центре событий, что характерно для современного кинематографа, миф или анекдот из жизни, который впервые употребляет Семён Степанович, который был замечательным фантазёром и сам умел обыгрывать сказки до такой степени, что мы верили в это совершенно искренне и искали следы того, что было.
На нашем горизонте возникает госпожа Шиллер, возникает музей-заповедник военного времени, возникает подпольная партизанская борьба с захватчиками. Возникают благородные рыцари Третьего рейха, которые знают поэзию немецкую и даже учат поэзию русскую. Но, с моей точки зрения, беда в том, что были комедии, снятые в пору Великой Отечественной войны, в которых война была настоящей. Несмотря на то что это была попытка изобразить не ужасы войны, а человеческие отношения. Чем дальше мы уходим от этого времени, тем больше видим, что сменились взгляды на то, как надо снимать кино.
У нас постоянно перед глазами стоит чужой пример, но даже при попытке всё снять интересно и правильно фильм не складывается в единое целое. Это во-первых. А во-вторых, он как-то не совсем про войну. У меня перед глазами встаёт отдельный набор эпизодов, который так и не выливается в единый сюжет, несмотря на то что и актёров старались подобрать вплоть до того, что баронесса из Австрии играет настоящую немку, что, наверное, было интересным творческим ходом. Одним словом, всё это не совсем про то.
И музей выглядит довольно странно, и немцы, изображаемые там, выглядят несколько карикатурно и картонно. Да и в целом ощущение после фильма остаётся самое тяжёлое. Самое яркое впечатление – это сын главы партизанского отряда, который регулярно переписывает стихи Пушкина, чтобы кинжалом приколоть к мёртвому убитому немцу. У меня остаётся после этого всего грустное ощущение того, что хотели сделать как лучше, а получилось...
– Это фильм Угольникова?
– Да, причём надо сказать, что у него есть и другие фильмы про войну. Они все очень разные в том, как были сняты. Но михайловский фильм я лично не могу считать шедевром, чем-то серьёзным, заслуживающим внимания.
– Меня зовут Лариса Малкова. История моей семьи связана с Пушкиногорьем. Виктор Григорьевич Никифоров написал книгу об истории крестьянских родов Пушкина и Осиповой-Вульф. Оказалось, что мои предки были связаны с этим именем, с Тригорским, есть в книге раздел, посвящённый моей семье. Я ему предоставляла фотографии.
Дед мой воевал в партизанском отряде, за что был награждён орденом. И там же маленький сын воспитывался несколько лет, в партизанском отряде, тоже есть фотографии. Но вопрос не с этим связан. У нас осталось очень много фотографий с Пушкинского праздника поэзии: 50-е годы, мои родственники, дедушки, бабушки, с детьми, в полном составе, накрытые все овраги, все пригорки, скатерти, люди сидят, отдыхают, радуются. И 70-80-е годы: это была просто Мекка, куда все просто стремились, автобусы туристические, праздник поэзии. Все-таки согласитесь, что не хватает этого сейчас. А есть ли, может, какие-то попытки, какие-то идеи возродить нечто подобное? Всё-таки Пушкинские Горы – это слово поэтическое.
– Спасибо большое. Сразу просьба. Если готовы, давайте сделаем выставку на основе вашего домашнего архива, посвящённую празднику поэзии, в удобное для вас время. Потому что для нас это…
– У меня не настолько много фотографий, чтобы выставку делать.
– Но три есть? Уже можно начинать. И спасибо за поддержку работы, которую ведёт Виктор Григорьевич Никифоров, потому что это совершенно уникальный, можно сказать, подвиг человека, который вдруг осознал личную ответственность за свою принадлежность к Пушкиногорью и делает неоценимо важную работу, выпуская том за томом, в котором уже бывают не дворянские родословные, а крестьянские ремесленные роды, которые были и остаются славой Пушкиногорья. И это очень важно, потому что воспитывать можно только на том, к чему ты сам имеешь отношение. Многие пушкиногорцы впервые поняли, что у них есть за спиной целое поколение их предков и что перед ними они тоже отчитываются.
Утерянные традиции
– Праздник поэзии... Поверьте, последние 25 лет каждый праздник поэзии начинается с желания того или иного режиссёра, музея, комитета по культуре, всех творческих коллективов сделать так, чтобы праздник оставлял то же ощущение, что праздники советского времени. Здесь есть объективные и субъективные вещи, с которыми нельзя не считаться. Я думаю, что любой из вас часть своей жизни проводит в транспорте, а у кого свои машины – в автомобиле. И вас сопровождает «Авторадио» как минимум. Мы сталкиваемся с тем, что поколение, которое готово реагировать на музыкальную поэзию и совершенно не способно слушать поэзию как таковую, выросло. Любая поэзия, если у тебя внутри не живёт какое-то стихотворение какого-то автора и тебе не на что реагировать, ты слушаешь её вполуха и думаешь, когда же можно пойти съесть шашлык...
Сегодня, когда у каждого в руках телефон с возможностью удалённого общения, освоения огромного массива информации, в том числе и культурной, мир выглядит несколько иначе. Ведь тогда на поляну съезжались люди, которые, во-первых, составляли рабочее население тех деревень, которых сегодня зачастую уже нет. Это было поколение, которое выросло на осознании того, что они имеют право и возможность получить образование, и они как губка впитывали в себя всё то, что можно было узнать в школе, за пределами школы. Авторитетами для них были люди, которые приезжали на праздник поэзии, которых они только там могли вживую видеть. Редко кто мог вот так собраться и доехать до Москвы и до Петербурга.
Это огромные гостиные, в которых предметом обсуждения был Пушкин и пушкинская поэзия, а разговор вёлся о самых высоких материях. И он вёлся непосредственно напрямую. Где вы ещё запросто могли найти место, где Козловский пел для вас на бис две-три дополнительные арии, где в очереди стояли, чтобы получить значок, дающий право подняться на могилу Пушкина в праздничный день, потому что там был ещё концерт в церкви. И тот же Козловский или Архипова пели совершенно потрясающими голосами в удивительно акустически грамотно созданном месте то, что относится к лучшей классике нашего оперного искусства, или романсы.
Сегодня всё это, с одной стороны, более доступно, потому что сегодня цифра позволяет услышать нам любую мелодию, вызвав её из телефона в любое место и в любой части дня и ночи. А с другой стороны, сегодня у нас совершенно точно есть сложность с общением в принципе, с человеческим общением. Мы всё больше говорим о том, зачем тратить время, чтобы ехать куда-то, если я набрал, посмотрел на тебя и всё про тебя сразу понял: и как ты живёшь, и что ты говоришь, и чем ты питаешься...
Жизнь в online
Изменилась среда. И вот эта среда как раз и работает сегодня как осложняющее обстоятельство для праздника поэзии. Раньше приехать на праздник считалось честью, сегодня приехать на праздник для многих означает большой гонорар. А поскольку бюджет праздника не становится год от года полнее и шире, зачастую приглашать-то мы приглашаем, а вот приезжают немногие. Опять же, есть и успехи, есть и удачи. Есть люди, которые по-прежнему относятся к этому месту и к своим обязанностям по отношению к Пушкину так, как это было когда-то.
Концерт Митяева, прошедший на поляне во время одного из праздников, оставил ощущение, что он близкий и свой человек. Когда приехал проект бардовской песни и семь бардов знаменитых пели сначала на поляне, а потом из-за дождя перебрались в зал – зал не хотел уходить. Надо сказать, что, может, в какой-то мере можно считать максимально успешными и те три года, в которых принимал участие Гедиминас Таранда в качестве главного режиссёра. Потому что, во-первых, он прекрасно понимает, что праздник – это место, где для каждого должно найтись пространство, которое ему интересно и близко. Во-вторых, это редкий случай среди режиссёров, когда не было споров. Всё творческое он по возможности пытался реализовать. Сам по себе он человек заводной, соответственно, вокруг него тоже всё крутилось, было довольно ярким.
Ещё у нас есть ряд успешных проектов, связанных с фестивалем народных театров, который проходит ежегодно в Пушкинском заповеднике. Однажды участником стал «Театр молодого человека» из Ижевска. И вот уже девятый год будет, как они приезжают к нам. Благодаря Игорю Дмитриевичу Шаймарданову, с которым они дружат, их всех одели в ситцевые фраки, ситцевые цилиндры и сделали их весёлыми Пушкиными. И рыжими, и чёрными, и жёлтыми, и блондинами, и какими угодно. Они способны работать с семьями и детьми так, что дети не хотят уходить с поляны. И хотя, казалось бы, тяжело провести там большую часть дня, они этого не замечают.
Есть ещё целый ряд удачных состоявшихся моментов, но всё это пока не складывается в общую мозаику. В этом году, если праздник состоится так, как он мыслится, в центре будет театр. Главные события будут связаны с театральными постановками. Мы надеемся, что в этом году на праздник сможет приехать Владислав Чернышенко с симфоническим оркестром-капеллой. Он принимал участие в трёх праздниках поэзии ещё с Семёном Степановичем Гейченко, он свой человек в Михайловском и к тому же человек с огромным опытом исполнительской и дирижёрской работы.
Дни пушкинской поэзии
– Хочется надеяться, что открытие праздника в Пушкинских Горах третьего числа будет отмечено этим событием как событием очень значимым. Впрочем, я не имею права раскрывать все карты, потому что у нас ситуация пока что остаётся сложной. Без денег не заявишь афишу, потому что неизвестно, что из неё удастся реализовать. А без афиши очень сложно приглашать кого-то на праздник. Ожидаем на следующей неделе два совещания по поводу бюджета праздника, тогда уже будет понятнее, что остаётся, что – нет.
Но главная задача праздника на сегодняшний день – приучить участников праздника к поэзии, дать им возможность слышать и принимать пушкинскую поэзию, которая в последнее время уходила на задний план (вперёд выдвигались разные по качеству, иногда очень хорошие и удачные поэтические произведения), и просто пережить ощущение сопричастности к празднику и к тем людям, которые на него приехали.
– Спасибо большое, Георгий Николаевич. Гости, которые приезжают к вам в заповедник, приезжают для чего? По объективным причинам в один момент поток туристов снизился. Восстановился ли тот поток туристов, который был изначально? Для чего они сейчас приезжают в музей-заповедник?
– Порадовало то, что в прошлом году чуть больше половины посетителей нашего музея – это были те, кто приезжает не первый раз. Для каждого музея это очень важно, потому что это его главная опора, это свидетельство того, что музей развивается, совершенствуется, что он оставляет возможность для возвратов в музейную среду и для новых открытий.
Число посетителей – 430 тысяч, перед коронавирусом доходило до 450 тысяч. В прошлом году мы максимально приблизились к доковидному времени, хотя все ограничения действовали. Я думаю, что это тоже неслучайно. Это не только из-за того, что не было возможности улететь к морю, куда-то в экзотические страны или в Европу, что, само собой, тоже повлияло. Это ещё и все те усилия, которые предпринимает и туризм, и Минкультуры для продвижения музеев, для приохочивания людей к путешествию по родной стране.
С другой стороны, это всё же естественное желание вырваться из городской среды. Для меня это особо важно, потому что я свято верю в то, что пушкинское наследие – это две стороны одной и той же медали. Это города, без которых жить мы не можем, большинство населения России живёт в городах, и это деревни, без которых полноценного горожанина не вырастишь. Потому что есть вещи, которые нужно непременно понять, прочувствовать, что это такая же родная земля, как и земля твоего родного города или архитектура твоего родного города. И я верю, что у нас впереди довольно большая история новых географических открытий через туризм по своей собственной стране, потому что у нас много чудес, много красот, много уникальных мест и мы их ещё плохо знаем. Ну а Михайловское было и остаётся домом для любого, кто считает его таковым, для любого, кто хочет туда приехать.
Как я уже говорил, если мы того хотим, у нас два отчества: первое – родительское, а второе – Александрович. И мне кажется, что пока эта часть наследия не убудет, хотя вопрос закономерный, почему так часто звучит Толстой, и Достоевский, и кто-то ещё и почему так редко возникает в разных вариантах имя Пушкина. На самом деле не редко. Просто Пушкин – это та часть наследия, с которым так или иначе многие из нас сталкиваются, желая того или не желая. Особенно мне нравится презрительное выражение: Пушкин – наше всё. Это действительно так, от этого никуда не уйдёшь.
Даже если нет спецоперации под названием «Пушкинский юбилей», а он у нас грядёт впереди, в 2024 году, причём для Пушкинского заповедника это будет 125 лет с момента создания в 1899 году, это будет 200 лет с момента приезда Пушкина в михайловскую ссылку и, наконец, 225 лет Александру Сергеевичу. Такая мощная триада знаковых событий. Да, есть ещё одно но. Когда мы начинаем активно произносить «халва, халва, халва», её перестают есть. То же самое и с Пушкиным. В юбилейные годы Пушкина столько, что потом нужно какое-то время, чтобы отдохнуть от своей несостоятельности в отношении к великому поэту, потому что стихи-то мы пишем, конечно, но понятно же, что это за стихи. А он тут, аккуратно похлопывая по плечу: «Ты не переживай, брось ты это всё, займись ты тем, что больше любишь и делаешь».
Как замечательно сказал владыка Тихон, когда служил 10 февраля на могиле, Пушкин действительно духовный учитель, он не учитель церкви, он духовный учитель, жизнь которого охватывает максимальное количество сторон нашей обыденности. И из этой обыденности он делает вещи необычайно значимые и в плане поэзии, и в плане литературы, и в плане философии. Я просто знаю на своём опыте и опыте тех людей, которые часто приезжают в музей-заповедник, что Александр Сергеевич неисчерпаем, было бы только желание у него учиться.
Парадокс Тесея
– У меня такой немножко с грустинкой, наверное, вопрос. К сожалению, так сложилась история нашей страны, что многие памятники, которые у нас остались, нам пришлось восстанавливать с нуля, и многие незаслуженно называют это новоделом, обесценивая значимость этих объектов. Как-то в Сети я наткнулась сразу на несколько блогов с обзором именно «Михайловского», где говорилось точно так же, что это исключительно коммерческий проект, и ничего там от Пушкина уже не осталось, и всё это какая-то фальсификация, искусственно созданный туристический объект. Мне бы очень хотелось, чтобы вы что-то ответили таким скептикам, особенно, мне кажется, это важно для подрастающего поколения, которое может затеряться в этих несправедливых суждениях.
– Я тоже с этим сталкиваюсь время от времени. И это мне напоминает попытку обсуждения сыра пармезан людьми, которые его никогда не ели. Вы просто попробуйте – поймёте: нравится – хорошо, не нравится – тоже хорошо. Ответ может быть только один. Чтобы понять, с чем ты имеешь дело и насколько это живое, можно пойти двумя путями: посмотреть процент заработанных денег по отношению к сумме содержания музея – это обычно четверть, больше не бывает; посмотреть, какое количество людей приезжает в музей бесплатно – это треть от всех, кто посещает музей, это что касается коммерческого проекта.
Это плохой коммерческий проект, но это пушкинский коммерческий проект, он сам был таким же бесхозяйственным человеком. Вместо того чтобы каждую копейку прижимать к ногтю, он удостаивался разносов со стороны своего зятя, мужа Ольги Сергеевны Павлищевой-Пушкиной, который говорил, что если бы ему вот это всё, то у него бы всё цвело и всё плодоносило. На самом деле беда таких мест, как наше, в том, что с налёту тут ничего не поймёшь. И бесполезно, приехав однажды, даже с самым лучшим экскурсоводом, считать, что ты уже всё увидел и понял. Это место для неспешных прогулок, место, чтобы приехать сюда в разном состоянии – в состоянии счастья, влюблённости, в состоянии серьёзных испытаний, которые тебе выпали, и в поиске ответов, которые ищет каждый человек в трудной ситуации.
Это не просто музей. Собственно говоря, музеем в полноте своей до конца он никогда не был, потому что это живое пространство памяти Александра Сергеевича Пушкина, где он присутствует и где остаётся собеседником для нас. Но для этого нужно время. Для этого нужно остановиться. Для этого нужно примерить это место на себя неоднократно. Сегодня время такое: я же уже всё прочёл, у меня в телефоне всё написано, я уже все картинки видел. Дело в том, что глаз видит больше, чем можно увидеть извне, через современные приборы. А во-вторых, это просто надо пережить. Михайловское – это место, с которым нужно прожить какую-то часть своей жизни. Если вам повезёт, то вы от него потом не избавитесь и будете приезжать вновь и вновь, потому что это место необычайно живое.
То, что в нём всё меняется... есть такой хороший образ в романе «Двадцать тысяч лье под водой». Какой был девиз у капитана Немо? «Подвижное в подвижном». Вот Михайловское – это тоже такое место. Оно постоянно меняется, постоянно оставаясь тождественным тому главному принципу. Ну а для тех, у кого есть ещё потребность и чувства к молитвенному осознанию самого себя, это ещё место, где замечательно молиться, где всё на своих местах, где всегда был собор, соотносимый с крестьянскими домами и усадьбами.
Это место, где можно задавать самые сложные вопросы и быть уверенным, что на них найдётся ответ. Но это место личное, не общественное. Какая бы ни была хорошая экскурсия единомышленников, всё равно лучше вернуться либо с близким человеком, с которым ты готов разделить всё, либо вернуться к самому и испытать то самое одиночество с Пушкиным, без которого ты многое в этом месте не поймёшь. Поэтому, к сожалению, предложить какую-то обёртку для этого места, чтобы все знали, что это хорошее место, мы не можем. А вот сделать так, чтобы люди находили себя в этой среде как себе родной, это мы пытаемся. Когда-то лучше, когда-то хуже.
Ландшафт тоже живой, он меняется, безусловно, это так. Он не совсем такой, как при Пушкине: леса больше, полей меньше, деревень меньше, как вот с этим жить, да и дома воссозданные? На самом деле не одни мы используем такой способ хранения наследия. Он вообще характерен и для европейской, и для азиатской традиции.
Известно, что многие храмы в Японии деревянные, их воссоздают по мере ветшания. Известно, что хижина, в которой жили Ромул и Рем, на протяжении столетий поддерживалась в Риме. Когда она исчезла к V веку, это была уже совсем не та хижина, в которой они жили. Но тем не менее это было то же самое культурное наследие, и римляне считали своим долгом его хранить. Та же история была и с кораблём Ясона, который тоже перебирали по досточке, пока он не стал совершенно новым, но таким же. Так что это часть общекультурного наследия, которое существует, и формы хранения наследия, которые существуют в мире. Мы не раз убеждались в том, что в «Михайловском» воссоздание тех или иных объектов с течением времени воспринимается как возвращение подлинного, поскольку сохранившийся ландшафт, насыщенный смыслом и поэзией, даёт возможность домам вновь врастать в привычную, обычную для них среду.
– Удаётся ли заповеднику как-то зарабатывать? Если есть платные услуги, насколько они востребованы? Насколько их много вообще у вас?
– Зарабатывать удаётся время от времени. На экскурсиях и на сувенирах. Недавно вместе с нашими ремесленниками мы собирались в Пушкинском заповеднике, обсуждали вопрос о том, что нам очень хотелось бы, чтобы эти творческие люди помогли нам пополнить ряд сувениров. Но не традиционными магнитиками и тарелочками, а чем-то таким, что несёт в себе тепло рук человека, изобретающего какой-то свой образ, свой продукт. Надеюсь, что из этого что-то хорошее выйдет.
Во всяком случае, когда мы занялись ремесленным центром, был кризис в этой области, и мы вышли из него, обратившись к работникам Пушкинского заповедника. Оказалось, что самое интересное решение смогли предложить люди, которые даже не принадлежали к научной части музея. То есть творческий человек вне зависимости от его основного места работы способен иногда открыть новую страницу в деятельности музея.
Мы для себя считаем принципиально важным, чтобы дети посещали музей чаще и бесплатно. Сейчас нам на помощь пришла «Пушкинская карта». И совместно с комитетом по культуре с момента возникновения права на эту карту мы принимаем ребят, используя те средства, которые есть на ней. А все, кто младше, приходят в музей без оплаты. И это очень важно. Потому что в своё время Семён Степанович Гейченко, принимая или не принимая на работу нового сотрудника, говорил, что если в детстве над вашей кроваткой не висела пусть маленькая, но подлинная работа, вам нечего делать в музее, вы не понимаете главного.
Если вовремя не попасть в музей, то без него можно прожить, в принципе, нормально. Это можно заменить какими-то другими вещами. Не знаю, может, ночными клубами, кулинарией, какими-то хобби, далёкими от музеев вообще. Потому что мир музеев – это мир явлений и вещей очень специфических, они тоже с налёта не даются. Можно сколько угодно ходить и смотреть с Савкиной горки на окружающие деревни, и один будет видеть только ему ведомую поэтическую гармонию, а другой, который воспитан в совершенно другой среде, будет видеть скучное место, в котором, собственно, и непонятно на что смотреть. Но это тоже не нами придумано.
Помните, когда поставили Эйфелеву башню, кое-кто из писателей [Ги де Мопассан. – Ред.] говорил, что он счастлив только тогда, когда он поднимается на эту башню, потому что оттуда она не видна. Вот это чисто музейное явление. В зависимости от того, что человек ищет и что находит, он и формирует сам себя. Поэтому задача – как можно большему количеству людей дать возможность соприкоснуться с музеем.
В своё время я прошёл через это сам. В 13 лет я впервые оказался в Пушкинском заповеднике, и мне тоже казалось, что я мало что запомнил, но потом включается нормальный механизм тяги к этому месту, и ты возвращаешься туда раз, другой, третий. И находишь всякий раз что-то интересное, новое. Одним словом, я уже говорил, что заработок у нас составляет примерно четверть от нашего бюджета. А есть музеи, где… Вот Дворцовый музей Петербурга, Петергоф, Царское Село – там, наоборот, четверть составляет государственный бюджет, остальное они зарабатывали до ковида сами. В ковид пропали китайские туристы, и сразу резко упал заработок.
– А у нас откуда туристы?
– У нас с вами в основном, конечно, свои туристы. Потому что Пушкин плохо переводится на иностранные языки. Среди тех 2,5-3 тысяч, которые приезжали из Европы, Китая и Японии, пока у нас была такая возможность, были в основном филологи, которые либо принимали участие в каких-то научных проектах, либо в экскурсиях, которые сами себе устраивали, потому что им хотелось это увидеть, либо переводчики, которые работают с русской литературой. Могу сказать, что все они до сих пор так или иначе, даже не имея возможности по возрасту или по обстоятельствам приехать, по-прежнему остаются на связи, пишут, скучают по этим местам.
Что касается спонсорской помощи, она есть, но небольшая. Однажды я догадался, что все спонсорские проекты заканчиваются на расстоянии 150 км от Петербурга и 250 км от Москвы. Там это гораздо более эффективное вложение средств с совершенно разных точек зрения. Но они есть, они помогают, слава богу. Вот сейчас мы всем миром благодаря «Российской газете», журналу «Родина» и «Комсомольской правде» пытаемся дособрать необходимую сумму для того, чтобы установить памятник музейщикам Пушкиногорья.
Это памятник в виде фигур мужчины и женщины. Мужчина напоминает Семёна Степановича Гейченко, очень сильно напоминает, потому что даже руки одной не хватает. Женщина – собирательный образ всех музейных великих и малых женщин, и Любови Джалаловны Гейченко в том числе. Они высаживают дубок. Семён Степанович держит правой рукой этот дубок, а собирательный образ женщины поливает его из лейки. Памятник очень живой, скульптора Юрия Викторовича Злотина, который живёт и работает в Подмосковье.
У него есть масса замечательных нереализованных проектов и несколько осуществлённых. Но памятник проверял на многих, он очень живой. И если нам удастся поставить его на этом месте (перед научным центром, ближе к ступенькам, которые спускаются вниз), это будет память и всем тем, кто в музее работал до нас, и конечно, памятник Семёну Степановичу Гейченко, потому что он как раз тот самый удивительный образ, удивительное явление музейного работника ХХ века, который очень долго не будет преодолён.
О потомках Пушкина
– «Комсомольская правда», Ольга Чернышова. Нельзя не подтвердить те слова, что, приехав туда однажды, возвращаешься, возвращаешься и понимаешь, что такая жажда некая возникает. А вот приезжают ли потомки Александра Сергеевича? Может, расскажете, кто и когда?
– Приезжают. Раньше один или два раза в год у нас бывал французский потомок, кораблестроитель, ректор института кораблестроения в Конкарно и одновременно потомок по линии Александра Александровича Пушкина Михаил Владимирович Воронцов-Вельяминов. Но, к сожалению, два года он разбит параличом, практически потерял возможность общаться после инсульта, и два года мы не встречаемся.
В России живёт около 140 потомков Пушкина, из них более 20 время от времени бывают у нас. И Юлия Пушкина, и целый ряд других потомков. Правда, это всё боковые линии по женской линии, но всё равно они часто даже похожи на Пушкина. У нас довольно часто бывала баронесса Клотильда фон Ринтелен – это по линии Натальи Александровны Пушкиной. У неё три очень красивых сына, муж был исключительный немец (его нет уже несколько лет) в том плане, что с него можно было просто делать статую тевтона. В первый раз мы увиделись в 1994 году, когда они вдвоём приехали.
Было очень холодное лето, шёл противный моросящий дождь. Клотильда была в босоножках на высоких шпильках и в лёгком летнем платьице. Муж был, как всякий предусмотрительный немец и врач к тому же, в непромокаемом плаще, которым он совершенно не собирался делиться с супругой: ей так хочется, пусть идёт. Она сняла босоножки и шла босиком по еловым иголкам. Когда мы, мужская часть, все наперебой пытались снять пиджак и набросить ей на плечи, она говорила: «Не надо, мне очень хорошо. Я ногами чувствую родную землю». Потом она пила чай с настоящей малиной и с настоящей деревенской сметаной и вспоминает об этом всякий раз, когда мы видимся.
Сыновья у неё тоже все замечательные, состоявшиеся как учёные, инженеры. Но удивительная вещь: смотришь – вроде немцы как немцы, а в какой-то момент улыбнётся, чуть голову повернёт – и Пушкин так и вылазит. Вот как это получается, я не знаю, но это в них тоже живёт, и они это понимают сами. Конечно, бывают, но реже, чем в Москве и Петербурге.
Как-то наш русский иностранец князь Андрей Оболенский, привезённый сюда против своей воли, признался, что он старается не уезжать далеко от аэропорта. Он жил в Америке, сейчас его тоже уже нет, но с ним произошло замечательное преображение. Это был уникальный день, когда 18 автобусов с дипломатами, в основном все потомки Ганнибала, то есть африканские дипломаты, европейцев там было немного, все оказались у нас в усадьбе. А кто-то из псковичей придумал из Опочки привезти человека, очень похожего на Пушкина и ростом, и чертами лица. И дети у него тоже были очень похожи на Пушкина, хотя он молдаванин.
Он должен был изображать костюмированный бал с Пушкиным. Бал был в одном лице, потому что костюм был только на нём. И Андрей Николаевич, который всю дорогу ворчал: «Я еду в Новгород, у меня там могилы, я знаю, зачем мне туда надо, зачем меня сюда везёте». А везла его женщина, которая всю жизнь водит группы в Михайловское, и она очень хотела, чтобы он увидел Михайловское, которое уже после реставрации было, обновлённое.
Когда Андрей Оболенский вышел из машины, он продолжал ворчать: «Я видел эти руины, заросшие чертополохом!» Но увидев горбатый мостик, он как-то так ожил, при больных ногах прибавил скорости, приговаривая: «Да-да, как у нас под Козельском!» Потом: «Тьфу, эти Пушкины всё разоряли, а мы собирали!» Потом опять: «Как у нас под Козельском!» Бежал, пока не наткнулся на усадьбу и на Пушкина. Увидел его, выпучил глаза, покраснел как рак, плюнул: «Опять некрофилия!» – развернулся и побежал назад.
Заповедник держится на людях
– Георгий Николаевич, вы как-то в своём одном интервью ранее говорили, что большая проблема Пушкинского музея-заповедника – это нехватка кадров. Изменилась ли сейчас ситуация? Каких специалистов вам сегодня не хватает? И вообще, сколько сегодня работает сотрудников, по каким специальностям? Вы тогда говорили, что даже простых работников не хватает.
– Если возвращаться к теме кинематографа, то кадров у нас скоро будет больше, чем сотрудников. А вот людей, которые профессионально обучены и понимают, в каком месте они работают, нам, конечно, не хватает. Особенно после того, как в 2014 году по нам прокатилась оптимизация и треть сотрудников либо не появилась в музее (потому что мы держали места для тех, кого обучали: молодых людей в разных нужных музею областях знаний), либо просто не восполняли вакансии, вычёркивали по требованию тогдашнего Министерства культуры.
Что такое музей-заповедник в его нынешнем варианте? Это около 70 различных основных специальностей. Чтобы музей жил нормально, представители 70 разных специальностей, и технических, и гуманитарных, должны одновременно делать свою работу в музее. Только по большим группам. У нас сегодня штат 398 человек. И в него входят 90 охранников.
Мы пытались когда-то жить без этой охраны, в итоге поняли, что не удастся. Поэтому, как бы ни хотели отказаться, мы всё равно держим людей, которые подчиняются музею, которые понимают, что они охраняют, пытаются быть предельно вежливыми, когда что-то не получается. Конечно, не всегда получается, особенно у молодых сотрудников, только что пришедших. Когда им начинают высказывать своё «фи» по поводу того, в чём они не виноваты. Но дело не в том.
Есть парковый отдел, без которого мы привести в порядок более 300 га парка просто не сможем. А у нас же не только парки, есть ещё и луговые территории, пахотные. Ремонтный отдел, который занимается той работой, которая нам посильна, там восемь человек, а надо бы раз в пять больше, потому что работа всегда есть. Это научный отдел, который включает в себя фондовый, как у каждого музея, у нас больше 50 тысяч, коллекция музея состоит из живописи, скульптуры, мебели, декоративно-прикладного искусства.
Это штат экскурсоводов, который у нас традиционно. Мы за это держимся, стараемся поддерживать это и в турфирмах. Живые гиды, живые Вергилии по нашим местам, это особая школа. Это особый уровень общения людей и между собой, и с экскурсоводом. И мы стараемся поддерживать нужный уровень. Это современные требования к работе музея.
Это компьютерный отдел, который занимается и железом, и программами, и соцсетями. Он очень мал, там всего 12 человек, на двоих из них держится вся работа. Нам посчастливилось, что у нас есть люди, которые читают компьютерные книжки, как некоторые читают романы. И это люди, которые готовы работать сутками, забывая про еду и вообще обо всём остальном. К сожалению, у одной из них нет семьи, всё, что есть в её жизни, – музейная работа.
Это, безусловно, и научная часть, которая включает в себя десятки разных специализаций, как в любом другом музее. Потому что стоит задача осмыслить и донести до публики смысл того, что мы храним, и создавать новые экспозиции. Если всё получится, у нас к 2024 году должна появиться по крайней мере одна принципиально новая экспозиция, посвящённая пушкинскому ландшафту в произведениях искусства.
У нас есть большая инженерная часть, укомплектованная на треть, потому что у нас десятки километров электрических и водопроводных сетей, сейчас появляется необходимость обслуживать охранную сигнализацию. Многие вещи мы делаем своими силами, потому что некем заменить. Пока к нам приедут по тендеру люди, которые это сделают, что-то мы можем сделать сами.
Одним словом, основных специальностей – семь десятков. Если дробить их на более мелкие, выходит за сотню. Одно из основополагающих требований – не только понимать суть происходящего, но и работать столько, сколько нужно в музее. А иногда работать надо очень много. Потому что в летнюю пору мы работаем в две смены. В летнюю пору, как правило, люди работают без выходных, потому что то одно, то другое отвлекает их от семейных занятий. И при этом надо уметь ещё сохранить семью.
Это очень напоминает работу подводников или моряков. Он ушёл в море, а семья остаётся, дети готовят еду родителю или маме, которая приползает чуть живая, на четвереньках, не хочет уже ничего. А некоторые домой идут в сопровождении особо увлечённой группы экскурсантов, которые хотят узнать у них всё: «Завтра мне уже не надо, завтра я уеду, расскажите мне всё сейчас!» Одним словом, музейная работа с виду лёгкая прогулка по красивым местам, а на самом деле это достаточно тяжёлый труд, который не должен быть заметен и, как правило, не бывает заметен со стороны.
– Сейчас вам хватает кадров или вы нуждаетесь?
– Нет, специалистов нам не хватает никогда. Поэтому в своё время мы, по счастью, смогли обзавестись гостиничками музейными, они небольшие, не работают как классические гостиницы, потому что чаще мы их используем для привлечения специалистов, чтобы они могли бесплатно поселиться, а мы могли бы на этом сэкономить. Мы работаем и с реставраторами, да, в общем, c десяткамии разных специалистов, которых нам недостаёт.
Я уже об этом говорил: вот финны – им хорошо, они такой народ, что в городке с населением три тысячи человек они умудряются жить полноценной жизнью. А у нас при пяти тысячах то тут разваливается, то там недостаёт, то свет выключается, и никак включить не можем, то снега навалит, а убрать нечем. По крайней мере, те 600 человек, которые у нас должны были в перспективе по выходе со студенческой скамьи появиться к 2014-2015 годам, они были бы не лишние. Потому что это сознательно подготовленные люди, которые музею очень нужны.
– А сейчас вам есть откуда брать молодых специалистов?
– Есть, и бывают счастливые ситуации, при которых специалист приходит и сразу готов к работе. Но в силу того, что образование тоже серьёзно скорректировано, мы часто получаем людей, которые, если писать их портрет, напоминают болонок – в силу того что у них Болонское образование. Бакалавр – это ещё не специалист, а магистр – он уже не специалист в силу того, что целый ряд знаний он недополучает. Поэтому есть серьёзные проблемы с комплектованием музея. Хотя молодых людей у нас достаточно много (имею в виду молодых людей и девушек, женщин и мужчин), но тем не менее довольно много людей, которые близки к пенсионному возрасту или преодолели его.
Но, по счастью, пенсионный возраст отодвинули, то есть они всё ещё молодые. Поэтому на время мы решили вопрос с тем, что они продолжают работать. Плюс ко всему мне не надо вам объяснять, что мы ориентируемся на уровень заработной платы, стандартной в нашей области, а этот уровень достаточно низок. И несмотря на то что мы доплачиваем всеми возможными способами людям примерно ещё четвёртую, иногда третью часть к той стандартной зарплате 26 тысяч, которая существует в области, всё равно для хорошего специалиста, ищущего перспектив на будущее, это очень маленькие деньги, которые приводят к тому, что зачастую мы теряем хороших специалистов.
Проблемы и планы
– Скажите, пожалуйста, проблемы, которые возникают в районе в сфере ЖКХ или ещё как-то, отражаются на музее как на градообразующем предприятии?
– Вы сами сказали – градообразующее. Это означает, что если мы хотим что-то делать, от уборки снега до обслуживания инженерных сетей, мы должны иметь людей, которые имеют допуск и умеют это вычинить, если очень нужно. Конечно, район районом, что касается проблем с водой, которые реально существуют, с канализацией, со всем остальным, район занят своими проблемами. Тем более вы знаете, что у нас не в каждом районе есть та или иная служба.
Вот снег у нас убирают люди из Бежаниц, поскольку там головное предприятие, энергосети тоже не свои: мы звоним в «Северо-Западные сети», нас просят подождать, переключают на Псков, из Пскова выясняют, где мы такие, убогие, живём, и соединяют с нашими местными. Если они в этот момент не выехали куда-то чинить провода. Если выехали – ну, не повезло. Система оптимизации, которая была использована, далеко не оптимальна и создаёт дополнительные сложности в самых элементарных условиях.
Например, у нас хорошую дорогу проложили в сторону от музея-заповедника, а дорога, идущая через Кириллово, стала хуже, её тяжелее убирать, поэтому, когда снег пройдёт, сначала убирают ту, а потом, если остаются силы, убирают ту, по которой ездят экскурсоводы и экскурсанты на автобусах. Так что есть объективные сложности. И самое главное, что зачастую сложно винить район или волость, музей теперь входит целиком в Пушкинские Горы, вся территория музея, 9713 га – это территория Пушкинских Гор, поскольку налогов можно взимать больше. Но налоги-то эти не остаются в районе, а поскольку они уходят из района, соответственно, у района нет средств, на которые он может нормально развиваться.
Попытка заместить грантами, как, впрочем, и в ряде других областей, требует специалистов, которые способны с этими грантами работать, не попадая в ситуацию, когда они нарушают что-то и раз и навсегда отрезают себе возможность, последующую грантовую подачу. Поэтому сама система, которая не позволяет накапливать в районе средства от налогов, делает и музей довольно чужеродным явлением. Да, мы привлекаем огромное количество людей, но это вовсе не означает, что району от этого хорошо.
– Георгий Николаевич, по поводу инфраструктуры заключительный вопрос. Скажите, пожалуйста, на сегодняшний день чего не хватает в музее-заповеднике, всей этой вашей огромной территории в инфраструктурных моментах?
– Когда-то много лет тому назад, в 1988 году, был сделан проект, от которого остался только научно-культурный центр. Предполагалось, что это будет несколько зданий, которые должны взять на себя все вопросы, связанные с хранением коллекции, работой с посетителями. Нормально оборудованную школу искусств должны были включить в его состав. Но осуществилось то, что осуществилось. Хорошо, что у нас есть научно-культурный центр, без него было бы совсем плохо.
Сегодня уже совершенно понятно, что нынешние требования к работе музея – и требования со стороны посетителей, и требования к хранению и показу коллекций – ставят вопрос о том, что музею необходим при научно-культурном центре нормальный музейный городок. Есть площади, есть пространство, на котором это можно сделать. Беда только в том, что это почти два десятка разных направлений работы, на которых надо найти или создать среду, в которой всё реализовалось бы. У нас здание научного центра могло бы быть совершенно замечательным местом для реализации больших театральных проектов. Но для этого оттуда надо вывезти всех, кто там чужеродный сидит, необходимо дополнить это ещё местом хранения декораций, определёнными цехами, которые обслуживают это здание, оформить там гримёрные для людей.
И нужна гостиница, в которую может приезжать группа и может там останавливаться. И это только одна функция. А у нас под одной крышей, что крайне неудобно, существует и фондохранилище, особо охраняемая территория, для которой надо закрыть все двери и повесить везде решётки, и театральный и концертный зал на 500 мест, который предполагает, что это всё надо срезать всюду решётки, где они только есть, иначе это небезопасно для посетителей.
– То есть музейный городок – это всё в отдельных зданиях? И фондохранилище, и концертный зал отдельно?
– Нет, концертный зал у нас остаётся в здании научного центра.
– Гостиница отдельно для актёров – это такие многочисленные…
– Собственно говоря, зал, где можно разместить большее количество экспонатов, которые у нас сегодня показываются, потому что просто нам нужна большая нормальная художественная галерея. Необходимо место для работы с посетителями, с разными творческими проектами, с детскими коллективами, которые есть в наших школах, которые приезжают с доброхотами. Реставрационные мастерские, без которых сегодня музей выжить не может. Ещё целый ряд других помещений.
Необходима архитектурная полнота этого места для того, чтобы можно было усадьбу оставить. Это такое место, куда приходишь, радуешься классическим экспозициям, которые по мере накопления предметов совершенствуются, но остаются главным притягательным центром как пушкинское место. И наконец, к 200-летию мы построили один-единственный хозяйственный двор, его сегодня не хватает, потому что если трактор надо гнать из Михайловского в Тригорское, на это уходит половина дня. А снег вычистить надо к приезду групп.
– Как вы считаете, когда-нибудь удастся воплотить это в жизнь, создать музейный городок?
– Сейчас, поскольку нам с 2024 году надо предъявить новую концепцию развития музея, мы над ней работаем, мы туда это вносим. Более того, у музея есть одна идея, которая сегодня кажется утопичной, но я понимаю, что любая утопия проходит несколько этапов от утопии до реализации. Так вот, для того чтобы нормально работать с посетителями, как это ни смешно звучит, необходима скоростная ветка железной дороги между Островом и Бежаницами. Она когда-то была, не скоростная ветка, а железнодорожная, которая шла через Пушкинские Горы. Новая ветка – безусловно, это новое технологическое явление, она должна проходить в стороне от Пушкинского заповедника, но недалеко.
И тогда целый ряд вещей, связанных с развитием посёлка, можно выносить на пристанционную территорию. Туда можно выманивать университет с его факультетами, которые должны использовать нас как базу. Это две задачи на будущее. Как долго это будет осуществляться, не могу прогнозировать, но то, что это необходимо, понятно. Это максимально удобный способ приезда в Пушкинские Горы, потому что это решает и вопрос со специалистами. Если я могу за пять часов доехать до Пушкинских Гор, то я, не отрываясь от Петербурга, могу на время приезжать работать здесь и делать это довольно эффективно, не чувствуя себя в полноценной ссылке. И для посетителей гораздо удобнее, как показал опыт, приезжать на поезде. И вторая – это инфраструктурная задача для обеспечения решения современных задач музея-заповедника.
