В День народного единства в Острове послушают Александра Либа и полюбуются красочным фейерверком

Дня народного единства комментирует писатель и историк Яков Гордин. Анна Плотникова: Яков Аркадьевич, 4 ноября в России впервые отмечается новый праздник – День народного единства. По утверждениям некоторых российских историков, именно в этот день в 1612 году закончилась эпоха, называемая Смутным временем. А как вы оцениваете и саму историческую дату, и ее обоснование в качестве национального праздника? Яков Гордин: Ну, я не знаю, какие историки это выясняли, потому что историки, известные мне, находятся в большом недоумении по этому поводу. Во-первых, если память мне не изменяет, то вообще календарь в XVII веке там требовал несколько другой поправки: не тринадцать, а, по-моему, что-то типа десяти дней. Ну, дело даже не в этом, а дело в самом содержании события. Видите ли, назначить праздником можно любой день. Вот у нас эта тенденция сейчас очень сильна – назначить. Вот назначили праздник. Что произошло реально в этот день? В этот день казаки, которые до этого служили всем самозванцам, каких только можно себе представить, действительно вынудили сдаться гарнизон Китай-города, укрепления в центре Москвы. Там были не только поляки. Прелесть ситуации в том, что в Китай-городе сидели русские бояре во главе с Филаретом, отцом будущего царя Михаила. А сидели они там вместе с поляками, потому что именно эта очень представительная группа бояр призывала на российский престол польского королевича Владислава. Так что они были там на вполне, так сказать, легальной основе. В России шла гражданская война, и казаки (а не ополчение Минина и Пожарского в этом случае, потому что оно было полно энтузиазма, но не очень боеспособно) – именно казаки вынудили, повторяю, русских бояр, которые были сторонниками королевича Владислава, и польский гарнизон выйти из Китай-города. Смутное время на этом отнюдь не кончилось. Уж если отмечать что-то, то надо было, конечно, делать это в честь февраля 1613 года, как, насколько я понимаю, историки говорили, когда был собран Земский собор, избравший на царство Михаила. Вот это действительно был конец Смутного времени. А после, скажем условно, 4 ноября внутренние смуты в России продолжались. И непонятно: что мы, собственно говоря, отмечаем? Победу казаков князя Трубецкого над Филаретом Романовым с польским отрядом? Это все чрезвычайно условно. И я думаю, что есть гораздо более выразительные даты в нашей истории, которые можно было назначить праздниками. Куликовская битва – действительно событие крупнейшее. Бородинская битва. Уход Наполеона из Москвы… Да что угодно. Конечно, вообще желательно, чтобы День национального примирения не был связан с победой над кем-то. Особенно если эти «кто-то» принадлежат в значительной степени к российскому же обществу. Странный праздник. А.П.: Существуют исторические документы, свидетельствующие о том, что намерения и Лжедмитрия, и польского королевича Владислава были, по тем временам, более прогрессивными. И получается лишь, что Россия в 1612 году в очередной раз отвергла европейский путь развития. Я.Г.: Ну, есть в этом резон действительно. Скажем, Владислав был бы «приглашенным государем», как это вообще делалось в Европе в то время. И его воцарение действительно должно было быть обставлено целым рядом таких квазиконституционных условий, но во всяком случае устройство государства и положение в обществе этими условиями сильно менялось. Это то, что потом попытались сделать, когда призвали на царство Шуйского, это так называемые ограничительные записи. И то, что потом попытались сделать в 1730 году в более широком масштабе, то есть ограничить самовластие. Не знаю, каков был бы результат воцарения Владислава, но тенденция действительно была антисамодержавной. А.П.: Есть утверждения, что на самом деле 4 ноября в качестве общенационального праздника было выбрано по настоянию Русской Православной Церкви, поскольку на 4 ноября приходится день иконы Казанской Божией Матери. Я.Г.: Это действительно праздник и Казанской Божией Матери, но дело-то в том, что ведь Россия не сплошь все-таки православная страна. Что будут отмечать в этом случае миллионы мусульман, буддистов, тысячи иудеев? Это довольно странно. Ну, не говоря уже о том, что и для наших соседей поляков это, в общем, довольно странный праздник. Понимаете, когда мы празднуем День победы над фашистской Германией, это одно дело. И вместе с нами, надо сказать, его отмечает и сама Германия. Но я не думаю, чтобы поляки с энтузиазмом подымали бокалы 4 ноября с криком «Прозит!» или что-то в этом роде. Это, по-моему, довольно легкомысленно.