О внутренней борьбе и современном кинематографе – творческая встреча с Евгением Дятловым
12 января в медиацентре Псковского агентства информации прошла творческая встреча с заслуженным артистом России Евгением Дятловым. Евгений Дятлов известен по телесериалам «Братья», «Есенин», «Морской узел», «Жизнь и судьба» и многим другим. Актер рассказал о том, почему каждый проект для него – маленькое испытание, чем отличаются его роли в театре и кино. Также он объяснил, почему в современном кинематографе так много штампов, рассказал, есть ли сейчас хорошие сериалы и о чём сейчас ни за что не расскажут в кино. Предлагаем вашему вниманию стенограмму встречи в медиацентре.
– Евгений Валерьевич, расскажите, из этого всего многообразия различных проектов, в которых вы участвовали, какой вам больше в душу запал? Или какой вы для себя оцениваете как самый успешный и самый любимый?
– Знаете, на самом деле все. Это, наверное, такая счастливая сторона профессии, что, если ты уже в чём-то участвуешь, это всегда будет для тебя определённого рода испытанием. Испытание, конечно, очень громко звучит. Я имею в виду контекст творческих задач, которые надо решать в ходе возникающих вопросов. Ты всегда идёшь во что-то сравнительно неизвестное. Как минимум неизвестно, как ты сам себя поведёшь, как ты начнёшь реагировать на то или иное явление, на то или иное задание.
Внутренняя борьба
– Все проекты, в которых я участвовал, требовали от меня отрыва с нулевой точки. Нет такого, что ты спокойно туда зашёл и так же спокойно вышел. Чем бы это ни обуславливалось и какие бы самые поверхностные задачи ты ни преследовал, в результате ты всегда попадаешь в какое-то маленькое испытание. Это само по себе очень интересно. В данном случае неважно, что это: это могут быть съёмки, какой-то театральный проект, какое-то шоу, которое для зрителя может выглядеть совершенно пустым, смешным, развлекательным. Уровень развлечения может иметь свою степень сложности. Но для тебя это всегда испытание. Не секрет, что когда человек выходит перед публикой, перед обществом, перед стаей, перед группой, перед отрядом, внутри него начинают происходить какие-то акты, о которых он даже не подозревал. И язык сохнет, и становится страшновато, и вообще не понимаешь, почему ты здесь один выперся перед всеми. Это, наверное, реакции из нашего животного мира.
– А вы до сих пор это всё испытываете? И волнение, и...
– Да, это всегда так, потому что это природа человека. Человек, выходя один против других, должен иметь внутри себя право на это. Я не имею в виду конфронтацию. Даже чтобы просто выйти на обсуждение, на обозрение, внутри обязательно будет какая-то зона, которую надо перейти, чтобы всё дальнейшее начало разворачиваться. Иначе всё: язык присохнет к нёбу, покроешься потом и толком ничего из себя не выдашь. Поэтому это всегда испытание, хотя бы в том смысле, что ты срываешься с нулевой точки и что-то должен предоставить. Это всегда интересно.
Поэтому и «Король ринга» в каком-то смысле для меня был интересным испытанием, хотя там было очень много нареканий по поводу того, зачем артистам этой хренью заниматься. Явно жажда славы и так далее. Я смотрел на всех остальных – для каждого это было преодолением себя. Пусть небольшое, пусть не чреватое глобальными переменами, но внутри у каждого решалась своя собственная задача. Это было интересно.
«Две звезды» с Дианой Арбениной тоже для меня было испытанием, потому что я для себя всё представлял, но не представлял, что буду именно в паре с Дианой Арбениной. Как у нас с ней получится? Потому что это не на один раз, это не просто выйти, выдохнуть и сказать: «Нормально проскочили». Опять же, возвращаясь к тому, что всё это несерьёзно: на самом деле внутри многое приходится пересматривать, рассматривать, открывать, и это очень здорово. Это так же, как когда ты отправляешься в плавание в открытое море, ты себе умозрительно все нюансы представляяешь, конечно, но когда ты один на один оказываешься нос к носу со своей проблемой – всё совсем по-другому, всё совершенно иначе. И это интересно.
Те же самые съёмки. Например, «Белая гвардия», режиссёр – Олег Иванович Снежкин, абсолютно уникальная личность, интересная, острая, яркая, неоднозначная, противоречивая, в поведении очень жёсткая. И при этом интересно, как он движется к своей цели, как он это организует, кем ты являешься в его команде, как будет решаться твой образ. Потому что актёр не такая уж самостоятельная единица, всё это коллективное творчество. То есть тоже интересно. Всё интересно!
– В общем, я думаю, на следующий вопрос вы затруднитесь ответить: какое направление ближе – театр, музыка или кино? Потому что, я так понимаю, вас влечёт всё.
– Они разные. Да, они все разные, они именно с этой точки зрения все и интересны. Потому что то, что вы испытываете перед камерой на съёмочной площадке, – это совершенно иные ощущения, чем те, что вы испытываете, стоя на сцене, перед зрительным залом. Совершенно разные процессы! Хотя, казалось бы, об одном и том же. Ты играешь Шервинского перед камерой – или я играл Шервинского в спектакле Семёна Спивака «Дни Турбиных». Это абсолютно разные вещи! Разные люди, разные – и это тоже потрясающе. И это, кстати, тоже для себя такие маленькие открытия – открытия подробностей, по которым этот человек – не тот человек.
Заставить поверить
Я не играю одного и того же Шервинского. И для тебя это очень удивительно, очень. Тем более когда перед тобой вот эта партнёрша, скажем Ксения Раппопорт или Екатерина Унтилова. Это разные интонации, разный голос. И ты с большущим удивлением через себя это всё пропускаешь, открываешь, будто ты находишься в совершенно иной реальности. Это такие ощущения, благодаря которым ты можешь проводить какие-то аналогии и в реальной жизни, наполненной бытом, вдруг сам для себя можешь дать такую вводную: относиться к каждому человеку как-то совершенно иначе, примерно так, как ты относишься, когда работаешь над ролью. Разговариваешь с продавцом – начинаешь его изучать, начинаешь на него смотреть как-то иначе, придумывать его судьбу, придумывать его жизнь, и это пока он тебе отвечает, сколько стоит килограмм картошки. И ты думаешь: «О, как женщина устала», – и видишь какие-то нюансы, моменты – и это тоже очень интересно! Это меняет твоё ощущение, взгляд на жизнь. Это всё очень интересно.
Когда ты участвуешь в музыкальном шоу, со стороны кажется: да что там, чем они занимаются, какой-то дурью. И эта дурь там и существует. Это правильно, в сравнении с комбайнером, который делает хлеб для людей. А с другой стороны, когда ты в это включаешься и от тебя требуется не просто средний вариант и не средний результат, а по высшему разряду, ты должен убедить, ты должен заставить поверить, ты должен заставить сказать: «Надо же, в такой хрени участвует, а так здорово делает!» Это же тоже такое может быть! И ты сам для себя вдруг достигаешь какого-то третьего результата, не связанного с тем, что хорошо сделал какую-то хрень. И вдруг ты для себя открываешь: «О, как работал мой организм! О, как это я вдруг в себе открыл, что мне нужно было вовремя это включить, вовремя на это среагировать, вовремя подключить воображение, вовремя поймать гармонию движения, где громче, где тише». Это такой интересный, увлекающий процесс. Скорее всего, он сродни самопознанию. И вот хоть шоу, хоть съёмка, хоть театральное событие, хоть вообще с этим ничем не связанное – оно включает тебя в этот процесс, и себя познание, и другого познание. Начинаешь думать: а как другой человек, как он, что он, в таких же обстоятельствах как он себя поведёт? Что он из себя представляет? Насколько это интересно? Интересно жить.
– Ограничения, которые у нас были введены из-за коронавируса в нашей стране, достаточно серьёзную роль сыграли в жизни многих артистов. Скажите, как у вас всё это прошло и пострадали ли вы в этом?
– Нет, ну страданием это не назвать. Тут уж действительно сравнительная степень должна быть. Пострадали люди, которые заболели, пострадали люди, которые потеряли своих близких в результате, – это да. Я воспринимаю это просто как непредвиденные сложности. Предвидеть подобное было невозможно. Конечно, я к этому отношусь очень неоднозначно, потому что сами по себе эти ограничения выглядят какими-то странно избирательными. В метро всех пускают, а в концертном зале – жёсткие ограничения. Чем они обусловлены? Абсолютно непонятно. И не хочется думать, что это целиком и полностью от человеческого невежества.
Сейчас какая-то совершенно странная ситуация, в результате которой очень многие и концертные залы, и теарты, и даже кинотеатры страдают. Опять же, слово «страдают» может быть несколько неуместным, но они терпят убытки! Они терпят репутационные убытки, они терпят финансовые убытки, они терпят организационные убытки. И поэтому степень безопасности, которую преследуют ответственные люди, у меня порождает вопросы: а вы зачем это делаете? Уж не знаю, может, здесь какая-то теория заговора что-то объяснит, пока я не могу для себя объяснить, почему эти ограничения какие-то неуклюжие. Но в результате – да, терпят убытки. Все. В том числе и я.
– Наверняка ведь тоже были в самоизоляции ? Чем занимались?
– Да. Ой, у меня очень много книг, я вообще такой… мальчик из библиотеки, потому что научился рано читать и у нас была такая специфика организации жизненного досуга. Мама у меня преподаватель, и она работала с утра до вечера. А мы жили в общежитии при училище, в котором она преподавала. И на первом этаже этого общежития была библиотека. Так что как только библиотека открывалась, я туда заходил, пропадал во всех этих стойках, в этих полках книжных и до самого закрытия библиотеки сидел там. Потом уже, конечно, начался двор, мальчишки, но такая любовь к книгам у меня осталась, и сейчас я пользуюсь любым моментом, которые предоставляет изоляция, ограничения, потому что накопилось столько книг, которые просто необходимо прочесть, просто необходимо. Например, сейчас всё мучаю и мучаю (но уверен, что домучаю): Нассим Талеб «Чёрный лебедь». Потом удивительным образом «Атлант расправил плечи» я не прочитал. Думаю, надо прочесть. Посмотрим, книги стоят и ждут.
– «Комсомольская правда», Ольга. Такой вопрос, тоже о самопознании и ограничениях. Скоро Крещение. И сейчас уже начинают говорить: а нужно ли в пандемию? Не боитесь ли мороза? Как вы к этому относитесь? Празднуете ли, будете ли нырять в этом году?
– Да нормально, я ныряльщик. Вон мы с Колей где ни оказываемся, там и ныряем. Для нас это не религиозный акт и даже не акт оздоровительный. Это просто испытательные меры, даже не экстрим! Просто смотришь на себя самого, на свои реакции, когда ты заходишь: есть вода, почему бы не зайти. Я одно время очень сильно этим увлекался, и я понимаю и знаю, что на самом деле не это человека делает больным. Не это. Делает больным расшатанная психика, стрессовая кривая, в которую если человек попадает, история, которую он может даже не замечать. Но это начинает переделывать весь его организм. Переделывать его аппетит, переделывать его приоритеты, переделывать его предпочтения, переделывать его методы, скажем, которыми он восстанавливается, и так далее – и всё это постепенно, постепенно скатывается в какую-то такую зону…
Запас прочности
Моё убеждение, что просто так, ни с того ни с сего у организма просто нет оснований заболевать, потому что он не с какого-то момента начинает свою жизнь, он живёт постоянно. И он гораздо умнее нас самих, если даже мы будем себя описывать. Он, как родился человек, так и пашет, не останавливаясь, на полную катушку. Это ты ему мешаешь! А входить в холодную воду – да ради бога! Хочешь – нырнул, вынырнул, ничего не будет.
– Валерий, Псковское агентство информации. Евгений, спасибо вам за ваше творчество, оно очень позитивное. Скажите, где вы черпаете этот позитив, где берёте, кто вам его даёт? И ещё такой вопрос: песни каких российских композиторов вы исполняете или авторов, уже ушедших? Может, Высоцкого любите? Может, что-то нам исполните, вашу любимую песню сегодня?
– Да, давайте. На самом деле, если начинает звучать рок-музыка, когда я её пою, какие-то мои центры возбуждаются, и они возбуждаются на полную катушку. И именно сам факт возбуждения на полную катушку даёт какое-то отдохновение, вдохновение, взрыв внутри. Я никогда не оценивал, плохо это или хорошо. Я чувствую включение, и если ты включился на полную катушку, ты внутри себя чувствуешь это упоение. И как только ты поймал эту волну упоения, значит, всё хорошо будет. Это что касается музыки.
А позитивный взгляд… Я не сторонник сознательного и целенаправленного «позитивизирования»: вот всё будет хорошо, всё будет хорошо, смотри на всё только позитивно! Мне кажется, это не очень правильно, потому что, если вдруг окажешься перед жёсткой непозитивной ситуацией, у тебя нет ресурса ей отвечать. Ты такой сразу: ой, это не моё, не моё, это не ко мне, это не со мной, что вы, что вы! Как это не с тобой? Сейчас это с тобой, дорогой. У тебя должен быть запас прочности, и этот запас прочности, мне кажется, лежит в плоскости осознавания мира как такового. Мир тебе ничем не обязан, ничего тебе не должен. И ты родился только благодаря тому, что мама папу встретила и произошёл какой-то удивительный закон.
У тебя есть только право этот закон открывать и познавать. И с познанием этого закона к тебе будет приходить эта сила. Даже от того, что что-то сейчас происходит не так. Но ты будешь не нос вешать, а врубаться в эту ситуацию. Понимать: ага, значит, бывает в этом мире и не так. Всё принимать! Принимать и воспринимать, что это какой-то вопрос пространства в тебе и твоё право ответить на это раздражение так или иначе: убежать, побороться, сдаться... Даже сдаться! Потом для себя это как-то осмыслить и всё-таки встать. На всё у тебя есть право ответственности. Где-то ты можешь вообще пролететь, где-то в яму упасть… Но всё должно давать тебе силу. Это жизнь, пока ты живой, она и есть твоя сила. Сама эта жизнь. И не бояться воспринимать её как что-то страшное. Бывает и такое.
При мне разворачивались какие-то страшные вещи, и я понимал, что они страшные, и в то же самое время я думал: как же это восхитительно – то, что это происходит! Это страшно, это какие-то парадоксальные вещи, но в этом парадоксе кроется для меня всегда какая-то дополнительная сила. Я внутри себя понимаю, что мне никто ничем не обязан, мне никто ничего не обещал. Нет такого, что ты идёшь, ангелы несут тебя – и понесут тебя, и понесут. Ничего этого нет! Но при этом при всём есть ты, и пока есть ты – смерти нет. Где есть смерть – там тебя нет. Всё! И будь что будет. Делай что должно – и будь что будет. Бери на себя эту смелость. Не получается? Держись, терпи, жди, когда получится. Ни в коем случае не ставь точку… Пока ты жив, конца нет. Вот и всё. Для меня такое правило. Я не романтик, не позитивист.
Очень дорогие мне люди в этом году ушли из-за коронавируса. И одно дело, когда ты знаешь, что с тобой: это онкология или ещё что. Но когда ты заболеваешь, начинаешь кашлять и буквально через две недели тебя нет – это ужасно! Ты думаешь: да как же так, как же, казалось бы, это же кашель, я его «победю»! И вдруг с тобой что-то, тын-тын-тын-тын, и раз – и всё, и ты ушёл. Но даже этот вот уход... Я своего товарища знаю и представляю, проигрываю за него, как он к этому относился. У него было 70 % поражения лёгких… Но всё равно, пока он был – он был. Он до последнего держался, боролся, надеялся, что выскочит. И я это для себя тоже беру как какой-то урок: внутри быть готовым ко всему. Быть готовым, воспринимать это как жизнь, удивляться этому, поражаться, восхищаться и как-то достойно на это реагировать. Вот где-то в этом вся моя сила. И принимать, принимать это всё. Понимать, что всё может быть, и такое может быть, и вот такое может быть – всё может быть, и тебе никто ничем не обязан. Живи!
А песни, которые прошли… Интересная вещь: очень много песен я как молодой человек воспринимал как олдовую фигню. Прекрасно же понимаем, какие-то песни написаны именно потому, что была цензура. С другой стороны, эта цензура – я про советское время – людей воспитала так, что у человека была самоцензура и он песню всё равно наполнял каким-то эмоциональным светом.
Высоцкого я услышал, когда ещё классе в третьем был. Меня, конечно, пугал его хрип. Я думал: дядька какой-то серьёзный. Тем более я в маленьком городе жил, а у нас такие серьёзные дядьки с такими серьёзными голосами, как правило, приходили уже после отсидки. Поэтому это такой контекст был почему-то для меня… Я слушал, и опять же из окон раздавались в основном песни типа «Идёт охота на волков, идёт охота, на серых хищников, матёрых и щенков…». А в нашем маленьком городке вот эти все матёрые хищники и щенки очень дорого выходили. То есть ты переходишь в другой район, и тебя бьют в кровь, и это не один день, не два, не месяц. И ты начинаешь понимать: матёрые хищники и щенки – это не романтический образ и не какие-то ребята, которые стоят за правду. Матёрый хищник – хоть хищник, хоть щенок – он будет просто тебя грызть. А на них охотятся такие же бесчувственные егеря. И тебе остаётся только точно так же ему противостоять. И ты понимаешь, что вокруг мир из этих егерей, матёрых хищников и щенков, в то время когда ты из библиотеки вышел и начитался каких-то прекрасных книг. И тебе кажется, что вообще мир для другого, зачем ему это всё нужно! Поэтому я внутри себя как-то не сразу открыл для себя Высоцкого.
Жесткий мир и искусственная реальность
Тогда я всё больше и больше стал понимать, что в этом мире действительно никто тебе ничего не обещал, все эти земляничные поляны будут находиться с тобой только в определённых местах. До этих мест ещё нужно догрести, разгребая матёрых хищников и щенков, найти свою зону, людей своего круга и там как-то внутренне выдыхать. Для меня Высоцкий – это не романтизм каких-то там неизвестных девочкам миров, в которых какие-то грубые пираты из Вальтера Скотта. Нет, это очень жёсткий мир, очень несправедливый на самом деле, и там, конечно, можно найти и ценности, и решение справедливое вопросов. Но хотелось бы какого-то другого – более светлого, лёгкого. Вот у него эта песня тоже замечательная:
Когда вода всемирного потопа
Вернулась вновь в границы берегов,
Из пены уходящего потока
На землю тихо выбралась любовь
И растворилась в воздухе до срока,
А срока было сорок сороков.
И чудаки ещё такие есть –
Вдыхают полной грудью эту смесь.
И ни наград не ждут, ни наказаний,
И думая, что дышат просто так,
Они внезапно попадают в такт
Такого же неровного дыханья…
Всё. Как-то так.
– Как вы относитесь к современному кинематографу? Есть ли какие-то фильмы, именно современные, которые вы могли бы отметить? Не кажется ли вам, что сейчас уж слишком большая мода пошла на сериалы и эти сериалы немножко вытесняют, как-то обесценивают, что ли, полнометражное кино?
– Нет. Опять же, это история не от нас исходящая, мне показалось, что когда стали выходить «Трансформеры», роботы всякие, «Человек-паук» и так далее, всё ушло в зону развлечения, в зону пепси-колы и попкорна, прямо такой потребительский контент, развлекательный, который ещё тут же подкрепился такой интернет-продукцией: все эти мультфильмы японские, достаточно неплохие... Авторы как художники, которые создают такую искусственную реальность. И эта искусственная реальность ушла в широкий формат, в полный метр. Именно эта искусственная реальность, которая под собой практически не имеет никакого психологического базиса, – это чистая развлекуха.
Полный метр всегда считался неким высказыванием. К сожалению, это высказывание подменилось тем, что мы имеем сейчас, а сценаристы перешли как раз в сериальные блоки. И там появились достаточно интересные образцы – и «Карточный домик», и про медиков тоже очень интересный сериал, потом детектив «Во все тяжкие» и так далее. То есть как раз эти сериалы стали ставить определённые вопросы, которые как-то обращены к личности. Поэтому и сейчас можно найти образчики («Чёрное зеркало») таких сериалов, достойных, очень интересных. Вслед за этим эта сериальная история двинулась из зоны «Просто Марии», всех этих достаточно предсказуемых ментовских сериалов.
Сейчас там и Хлебников достаточно интересные сериалы предоставил, очень многие. Кого-то я боюсь упустить, но есть сейчас хорошие направления. Даже что касается сериалов «Метод», «Хрустальный», как раз все эти темы обращения к человеку, к личности. Эта проблематика перекочёвывает потихоньку в сериальную зону. Потому что все эти блокбастеры выжгли это напрочь. Единственное, что «Оскар»… Но даже последний «Оскар» смотришь, и если сравнить прошлое десятилетие, какие там были фильмы, какие поднимались проблемы – это уже несравнимо. Сейчас на арену выходят корейские – «Игра в кальмара», «Паразиты». Я грущу как зритель. Не знаю, я надеюсь, конечно....
Что потерял современный кинематограф
Когда мне было 30-40, какая-то моя личная амбициозность присутствовала: попасть к серьёзному режиссёру, к такому-то, такому-то. Сейчас я смотрю, что уже появились новые фамилии, новые имена и режиссёров, и актёров, и они играют в свою игру, и они образовывают свою проблематику, они её выставляют, решают и всё такое. Ну и классно, флаг в руки. Я уже к себе отношусь как к актёру, которому, если поставить задачу, надо выполнить её как можно лучше. И всё. Конечно, хочется прочитать сценарий, который написан не ради того, чтобы как-то себя зарекомендовать в этой среде и, держа дулю в кармане, говорить: «Ничего-ничего, будет время, я такой сценарий создам! А пока вам эту фигню предлагаю, которая основана на рейтинге».
Мы сейчас боремся за рейтинг. И поэтому там штамп на штампе, штампом погоняет, и все закрывают глаза, понимают, что там рекламы напихаем, ещё что-нибудь такое, и наш сериал даст нам какой-то выхлоп. Когда ты начинаешь смотреть какой-нибудь сериал, ты без труда видишь составляющие, которые привели его в жизнь. Актёр во всей этой истории – пятое колесо, потому что все эти вопросы нужно задавать и сценаристу, и продюсеру, и инвестору… Это производство, обыкновенное производство. А темы актуальности сериалов, которые поднимают актуальные темы, – это уже вопрос творчества и вопрос реально личности и режиссёра, и продюсера, когда они принципиальны, когда они упираются и надеются, что это будет какое-то удивление. За этим удивлением мы и стоим в очереди как зрители.
– Псковское агентство информации, Алёна. Мне как зрителю кажется, что современным актёрам не хватает режиссёров, чтобы раскрыть весь актёрский потенциал. Например, раньше Рязанов, Гайдай, Данелия и другие известные режиссёры собирали возле себя актёров – они раскрывались, росли, становились звёздами. Сейчас все актёрские и режиссёрские работы как одиночные вспышки, многие на подхвате... А может быть, сейчас и не нужны такие режиссёрские любимчики, как это было раньше?
– Да, так и есть, на подхвате. Есть, конечно, такое. Но это естественный отбор. Видите, какая вещь? В предыдущие времена существовал и худсовет (я не за него), и цензура, она ковала кадры. Причём вопреки. И этот «вопрекизм» вдруг давал какие-то интересные результаты. Причём это на фоне тотальной усреднёнки и всякой ерунды. В детстве, помню, я видел все эти фильмы про соцсоревнование, ещё про что-то, и этого было просто море! Так этого и сейчас море, просто это наизнанку вывернули.
Естественный отбор
Уж простите за такое сравнение, когда происходит процесс оплодотворения, почти миллион сперматозоидов погибает. И только один что-то из себя представляет, в результате мы видим человека. Примерно та же история здесь и происходит. Но мы свидетели. Этот процесс происходит вдали от всех, и мы видим только человека. А кинопроизводство практически всё на виду. И все эти результаты мертворождённых, точнее даже не мертворождённых, а не добежавших до пункта назначения – этого очень много. Они все не добегают, мы это всё видим.
Где они, где эти актёры, где режиссёры? Потом вдруг – раз! – появляется режиссёр, который вокруг себя насобирает таких, как Хабенский или Серебряков, – и вот мы видим какое-то интересное явление. Потом опять штук 100 недобежавших. Потом опять один какой-то появляется, и мы таким образом смотрим. Другой вопрос, что советский период – это советский период, он есть, это я говорю как зритель, не специалист (я ни в коем случае не Антон Долин и всё такое). Я только могу сказать, что советские фильмы выдерживают испытание временем. Вроде как они тоже занимались самоцензурой, должны были понравиться худсовету, были темы, которые звучали из-за руководящей роли партии (например, появлялся какой-то партийный работник) и так далее. Но фильм совсем не об этом! Время прошло, а ты смотришь, как играют актёры, о чём они говорят. Фильм «Комиссар», например. Ну глыба, ну люди там, ну это круто! И так смотришь и думаешь: сейчас есть такие же параллели? Смогу ли я лет через 20, допустим, будучи старичком, посмотреть фильм «Географ глобус пропил» и сказать «о, блин, классный фильм»? Или я скажу: «Ну да, ну понятно, о чём-то так…» Это тоже интересно. Поэтому я не радикально на всё это смотрю. Мне кажется, что дана возможность, а мы наблюдатели. Вот что мы наблюдаем.
Сказать, что прямо реально сейчас нет актёров и режиссёров, тоже неправильно. Есть, есть! Да, есть классные, да, вспышки, так и есть – так другого и нет, и в советское время так было. И у нас везде, и в нашей собственной жизни из 80% того, что я делаю, только 20% мне дают жизнь дальше, будущее. 80% я просто молочу воздух ногами. А 20% чего-то, что я совершил, вдруг даёт для этих 80% какой-то задел наперёд, и я такой: фух, ну живём, пока живем! Вот и всё. Такие, наверное, пропорции. Это какие-то цифры, это какая-то высшая математика, а мы просто наблюдатели.
О чём не расскажут в кино
– А есть какой-то отбор ненужного, не советского? Ты сейчас смотришь, как режиссёр троллил и как он смог так тонко сделать, и думаешь: ну надо же! Это и сейчас актуально. И ты думаешь, как он мог так пошутить? Я представляю, сколько там было отсечено и самоцензурой, и внешней цензурой, но ты смотришь и думаешь: это смело, реально. Сейчас мало такой смелости.
– Просто есть уровень, после которого можно троллить и смеяться. Мы уже сейчас не затрагиваем базовых вещей, которые произошли с нашей страной. Те, кто в советское время считался спекулянтами, кто ходил под расстрельной статьёй, теперь герои. Им тоже надо как-то внутри себя сказать, что это была та страна – теперь эта страна. Однако вопросы несправедливости, вопросы равновесия – «А действительно это так должно быть, что один имеет всё, а другой ничего?» – не рассматриваются.
У нас это сейчас как точка отсчёта, как правило. Те же нынешние олигархи: Стергилов, который в лесу сейчас живёт, хлеб продаёт, сказал: «Первый миллион у нас у всех украденный». Всё чётко. Он прямо так и выдаёт. И все с этим соглашаются, говорят: «Ну да, кто сумел, кто не опоздал, тот это сделал…» Кто-то это всё время делает, а остальные – заложники. И эту тему никто не рассматривает, каким образом мы все превратились в заложников у тех, кто успел и не опоздал. И что это? Это достаточно острая тема, и её особо не подымают. Её выстебывают, подстёбывают, поют песенки по этому поводу, такие сериалы делаются: какой-то олигарх ходит, у него там 5-10 любовниц, он решает («Богатые тоже плачут») какие-то проблемы. Но в целом сейчас эта самоцензура тоже существует. Она не имеет права залезть и расшатывать некие новые устои, на которых сейчас всё стало зиждиться и определяться.
И всем партиям, которые что-то начинают по этому поводу квохтать, сразу дают под зад. И как правило, эти партии у нас ангажированы, особо этих разговоров не заводят. Поэтому картина тут, видите, тоже завуалированная. Кажется, что свободы больше, мы обо всём можем поговорить, на самом деле нет. Мы можем об этом поговорить, поспорить, поспрашивать: а как, а что, а почему у нас прозрачности нет? Почему нет тотальной прозрачности, которую, в общем-то, легко навести с помощью массмедиа, журналистики, каких-то каналов и интернет-порталов? Очень легко узаконить жёсткую прозрачность, отчётность. Многое станет очевидным: не будет всех этих легенд, баек, россказней о том, что сюда ушло, сюда не пришло, тут не доплыло, тут не доехало, поэтому вы держитесь, денег нет, но вы держитесь. Всех этих фраз не будет, понимаете? Но об этом ни одно кино не говорит. Оно смеётся, но по верхам. По верхам что-то критикуется, но серьёзные темы точно так же самоцензурируются, так мне кажется. По крайней мере, я ничего серьёзного за последнее время не увидел. Все решают вопросы своей гендерной идентичности, ещё чего-то такого. Есть о чём поговорить, о чём поболтать, слёзы поронять, рассказать о каких-то наших преступных наклонностях, которые мы уже еле-еле сдерживаем, и так далее. Но не больше.
– Евгений, нам очень не хочется вас отпускать, но мне сигналят, что мы уже весь график сломали.
– Да, пора-пора!
– Поэтому спасибо вам большое, было очень приятно вас видеть. Уверена, что нашим зрителям – тоже. Приезжайте к нам почаще!
– А я, кстати, участвовал в стрелковом соревновании на Кубок губернатора Псковской области.
– Вы ещё участвовали в сборе на строительство храма…
– Ну это да, была такая давняя история. И Пушкинский праздник поэзии, да. Мне очень понравилось! Губернатор у вас стреляет очень хорошо. Молодец! Он занял первое или второе место. Он молодец. Прямо реально, работает очень здорово. Вот так. Спасибо!
