Консенсус по Мирожскому монастырю назвал положительным примером гендиректор музеев Московского Кремля

Опять полное враньё. Епархия до последнего момента пыталась подленько и втихаря завладеть собором с уникальными фресками и выбросить музей на улицу. И только трезвая и непреклонная позиция Росимущества сорвало наглые планы безбожных попов и продажного Турчака.

..........Епархия до последнего момента пыталась подленько и втихаря завладеть собором с уникальными фресками и выбросить музей на улицу. ============================================================= ?????? Как можно завладеть "подленько и втихаря" тем, что принадлежит по-праву? Да если бы не Епархия, этот монастырь бы уже давно лежал в руинах! Страшно подумать о том, что бы было с Печерским монастырем если бы его превратили в музей. Сейчас много желающих посетить "Поганкины палаты"? И там есть что посещать?

ЕСТЬ ЧТО ПОСЕЩАТЬ: СМОТРЕТЬ ВОРОВАННЫЕ ИКОНЫ И УКРАДЕННЫЕ КАРТИНЫ.

)))))))))))))))))Наверное стоит заглянуть...

Музею оставили собор, Музей оставил церкви икону... Консенсус, однако. Вы приходите иногда молиться, мы иногда придет проведать икону - на месте ли, ведь цены ей нет... Да и еще... побыстрее заканчивайте приводить в порядок собор, не век же вам ученым умам там сидеть, годик-другой и с вещами на выход...

Всем умным посоветовал бы прочистить мозги и, если еще не поняли, то понять, что православная церковь (равно как и любая другая) во все века наживала "свое" добро на костях русских людей. И всё то, что, якобы, им принадлежит, принадлежит всем людям, населяющим эту землю. Попы, пользуясь невежеством людей и всячески поддерживая это невежество, их же руками веками строили себе каменные церкви и палаты и отращивали брюхо. МРАКОБЕСИЕ необходимо реально отделить от государства, как и написано в Конституции.

Не зря видно в библейском учении, и как следствие у ее служителей, нет понятия СОВЕСТИ, а, есть понятие богобоязни. А, это по существу не человеские ценности и понятия.

Опять шариковы от православия парят народу мозги. По какому праву Епархии принадлежит собор????? Кто нибудь может ответить???? До революции все храмы принадлежали государству. Сказки о якобы ворованных иконах и прочем распостраняется современными гнидами присосавшимся к церковным кормушкам, и бесконтрольно сосуших народные деньги.Как вообще может нормальный человек подумать, что варвар типа Евсея угробивший уникальный иконостас 17 века в Троицком соборе может быть законным владельцем собора и фресок 12 века????

Подленько и втихаря- это когда во всех СМИ местный мракобес Евсевий и его верная шестёрка Николай постоянно заявляли, что на собор они не претендуют, а по фактам подавали прошения о полной передачи им и собора и всего остального. И ничего, совесть не мучает служителей церкви. Просто нагло врали всему миру, а сами обтяпывали свои делишки. Это хороший показатель какая мразь в наше время прячется под рясами и проповедями о смирении.

Граффити вместо Рублева Фреска Рублева 'Страшный Суд' c сайта www.vladimir-city.ru Андрея Рублева, великого иконописца, работавшего в начале XV века, Поместный собор Русской православной церкви причислил к лику святых. Однако такое почитание находится в несоответствии с тем небрежением, которое церковь проявляет по отношению к уникальным произведениям мастера, находящимся в ее владении. Речь идет о фрагментах фресок, открытых на стенах небольшого Успенского собора "на Городке" в Звенигороде, и о фресковой росписи Успенского собора во Владимире, созданной Андреем Рублевым и Даниилом Черным в 1408 году. Первый памятник с высокой степенью вероятности приписывается кисти художника, второй - по сути единственное точно документированное его произведение, дошедшее до нас. Княжеский собор "на Городке", построенный и украшенный росписью около 1400 года, ныне весьма бедный приходской храм. Нельзя сказать, что на уникальные росписи никто и никогда не обращал внимания. В 1918-1925, 1962, 1969-1971 и 1983 годах проводилась реставрация живописи на средства государства. Помимо изображений святых врачей Флора и Лавра, царевича Иоасафа и его учителя преподобного Варлаама, а также ангела, вручающего монастырский устав св. Пахомию, фотографии с которых были опубликованы еще в 1915 году в журнале "Светильник", в последнюю реставрацию были раскрыты ранее неизвестные фрагменты росписи в барабане главы - фигуры Евы, пророка Даниила, праотцев. Сегодня всего этого видеть нельзя. Службы здесь теперь проходят каждый день, а живопись "уходит". Из-за плохой системы отопления, отсутствия современного инженерного оборудования для поддержания температурно-влажностного режима, фрески покрылись плотным слоем жирной копоти, смешанной с пылью. А из-за отсутствия системы дренажа и гидроизоляции на стенах храма образовался налет солей, которые разрушают и роспись, и камень. Новые реставрационные вмешательства при такой системе эксплуатации не только бессмысленны, но и вредны: с удаляемой грязью неизбежно уходят слои авторской живописи , а то, что остается, оказывается открытым для следующего цикла загрязнений и разрушений. Защитить то немногое, что осталось от памятника, можно только путем его инженерного обустройства и установления жесткого температурно-влажностного режима. Еще одно условие - щадящий режим эксплуатации, то есть проведение здесь только редких праздничных служб. Но об этом церковные власти даже говорить не желают. Рублевская роспись во Владимире находится в столь же тяжелом положении. Последняя реставрация, завершенная в 1983 году, показала, что больше к фрескам прикасаться нельзя - от живописи сохранился лишь тончайший слой. Единственный путь ее сохранения, как и в Звенигороде, - установление очень бережной системы эксплуатации. Однако все рекомендации и требования реставраторов и органов охраны памятников церковные власти игнорируют. В храме круглосуточно горят свечи и лампады, служатся рядовые службы, копоть и грязь наслаиваются на стены, а на фресках после уборок появляются свежие царапины. Помосты, с которых реставраторы вели регулярное наблюдение за состоянием росписи, разобраны. Церковные власти равнодушны даже к тому, что на живописи Рублева наряду с утратами стали появляться надписи светского содержания типа "граффити".

Вы наверное большой спец по приведению 900 летнего храма в порядок. Может поделитесь как за год-два привести его в порядок, а то специалисты наверно дураки все, ничего не понимают. Или может у друга Псковских попов Турчака денег попросите на собор, у него на попов миллионов хватает, а вот на собор говорит нету.

ВЛАДИМИР САРАБЬЯНОВ КОМУ ПРИНАДЛЕЖАТ ЦЕРКОВНЫЕ ЦЕННОСТИ? К 1917 году Русская Церковь, как это ни парадоксально, почти не имела своего имущества, поскольку оно уже более двух столетий принадлежало государству. Ответ священнику Борису Михайлову. В статье о. Бориса вновь поднимается очень важный вопрос о возвращении во владение Русской Церкви многих церковных святынь, оказавшихся, в силу сложившихся исторических событий и обстоятельств, в разных музейных собраниях страны. Вопрос, отметим, чрезвычайно сложный и деликатный, хотя о. Борис, выражая достаточно широкие настроения, предлагает его решить категорически просто - возвратить все иконы из музейного фонда страны Русской Церкви (а это более 60 тысяч произведений), ликвидировав тем самым собрания древнерусского искусства Русского и Исторического музеев, Эрмитажа, музея Имени Андрея Рублева, Третьяковской галереи и т. д. Итак - все святыни вернуть верующим. Однако, отойдем от лозунговой риторики, тем более, историческая память должна нам подсказывать, что лозунг для нашей страны - вещь смертельно опасная, и попытаемся рассмотреть этот вопрос без митинговых эмоций, опираясь на сухие исторические факты. А факты, как известно, неумолимы. Категоричность позиции, выраженной о. Борисом, зиждется на нескольких распространенных заблуждениях. Так, широко бытует мнение, что все иконы и другие предметы церковной древности, находящиеся сейчас в музеях России, до 1917 года принадлежали церкви. Однако это совершенно не соответствует действительности. Основу древнерусских фондов Русского музея, Третьяковской галереи и других центральных музеев составляют частные коллекции С.М.Третьякова, В.М.Васнецова, С.П.Рябушинского, И.С.Остроухова, Н.П.Лихачева и десятков других коллекционеров, которые сформировали свои собрания задолго до революции. В послереволюционные годы, действительно, многочисленные иконы поступали в музеи из закрывавшихся церквей, но следует учитывать, что музеи в полном смысле слова спасали эти иконы, которые богоборческая власть готова была уничтожить. Кроме того, с формальной, юридической точки зрения, вопрос об имуществе русской церкви оказывается гораздо более сложным, чем это пытаются представить при решении вопроса о церковных древностях. Зачастую храмы и их внутреннее убранство, создаваясь на пожертвования частных лиц, так и оставались в этом частном владении. Самый разительный пример - соборы Московского Кремля, построенные на средства великих московских князей и автоматически перешедшие во владение царской семьи, а затем и государства. Более того, к 1917 году Русская Церковь, как это ни парадоксально, почти не имела своего имущества, поскольку оно уже более двух столетий принадлежало государству. Национализация церковной собственности началась еще при Петре I, когда, после упразднения патриаршества и учреждения Священного Синода, этому крупнейшему государственному учреждению перешло в ведение все церковное имущество. Этот процесс завершился указом Екатерины II 1763 года, когда все владение Церкви было секуляризовано, т. е. национализировано и переведено в царскую, т. е. государственную казну. Таким образом, пресловутым указом 1918 года о национализации церковного имущества советская власть лишь подтверждала свою преемственность царской политике в отношении церковной собственности. Еще одно широко распространенное заблуждение - будто бесчисленные церковные древности и святыни, т. е. иконы, церковные здания, настенные росписи, безмятежно существовали на протяжении многих веков, и лишь с 1917 года стали планомерно уничтожаться воинственными атеистами. На самом же деле, это планомерное уничтожение церковных древностей началось более чем за два столетия до Октябрьской революции. Обмирщение церковной жизни, изменение вкусов в области "церковного художества", последовавшие за реформами Петра I, привели к тому, что на протяжении XVIII столетия были полностью перестроены сотни древних церковных зданий, а их древнее убранство, включая тысячи икон, заменялось новыми "священными картинами", написанными в духе светского искусства. Древние же образы, как правило, сносились в подвалы, где тысячами гибли от сырости и небрежения. В начале XIX века процесс целенаправленного разрушения древних церковных святынь, пришедших в ветхость, приобрел катастрофические масштабы. Именно тогда безвозвратно погибло огромное количество древних храмов, икон и фресок. Голоса отдельных ценителей церковных древностей из среды духовенства, таких как Евгений Болховитинов или Игнатий Брянчанинов, тонули в море невежества, царившего в русском духовном сословии того времени. Замечателен тот факт, что вопрос об охране церковных древностей впервые был поднят императором Николаем I - человеком глубоко верующим, которого никак нельзя заподозрить в недоброжелательном отношении к Русской Церкви. В 1842 году Николай I посетил Киев, где в это время шло обновление, а по сути полная перестройка Успенского собора Киево-Печерской Лавры - одной из главных русских святынь, создание которой в далеком XI веке сопровождалось неоднократными явлениями Богородицы. Император, сопровождаемый всем цветом киевского духовенства, был привезен в Печерскую Лавру, где ему показали, как наводится благолепие на Успенский собор. Невежественное варварство, с которым уничтожалась эта святыня, привело Николая I в такой ужас и гнев, что, не сходя с места, он издал свой знаменитый указ, которым строго настрого запрещалось священнослужителям производить какие бы то ни было перестройки и изменения в подведомственных им церквах, без согласования со специальными государственными органами. Вскоре была создана Императорская Археологическая Комиссия, которая и стала этим контролирующим органом, явясь прообразом системы охраны памятников истории и культуры, действующей и поныне. В эту Комиссию на протяжении второй половины XIX века входили почти все крупнейшие русские ученые - историки, археологи, искусствоведы, которые открыли для всего человечества мир русской иконы. Именно они положили основание музейным собраниям церковных древностей не только в Санкт-Петербурге и Москве, но и в таких городах как Новгород, Псков, Тверь и др. Следует отчетливо представлять себе состояние произведений древней церковной живописи, в каком они находились к началу XX века. В результате невежественных поновлений все без исключения древнерусские иконы и фрески старше XVII века были полностью скрыты безграмотными записями, почерневшей олифой, малярными раскрасками или слоями штукатурки. Ни один из ансамблей монументальной живописи, включая такие всемирно известные памятники, как росписи Андрея Рублева во Владимире, не дошел до нас в целости, поскольку в XVIII-XIX столетиях было принято обветшавшие фрески сбивать, а оставшиеся на стенах фрагменты росписей перештукатуривать и переписывать. Лишь благодаря кропотливой работе реставраторов, начавшейся в самом конце XIX века, часто вопреки агрессивному невежеству церковных властей, шаг за шагом стали раскрываться памятники древнерусской живописи. Однако подавляющее большинство древнерусских икон и фресок были раскрыты уже после 1917 года, когда были расчищены "Троица" Андрея Рублева, чудотворная "Владимирская", "Донская", "Толгская", "Белозерская", и сотни других икон, составивших золотой фонд русской иконописи. Многие ныне всемирно известные иконы буквально были спасены от неминуемой гибели. Так, знамениты "Звенигородский" чин Андрея Рублева был найден в 1919 году в дровяном сарае, куда он за ветхостью был снесен нерадивым священником. Именно в музеях эти иконы обрели свой первоначальный облик и новую жизнь. Парадоксальным образом, русская икона всемирно прославилась именно в 20-30-х годах, когда большевики совершали самые яростные гонения на Русскую Церковь. Но - неисповедимы пути Господни. Вспомним уроки Библии: так, Моисеев Ковчег завета лишь прославился, оказавшись в плену язычников-филистимлян (1 Цар 5). Кому же принадлежат эти церковные ценности, древности и святыни? Разве Русская Церковь имеет исключительные права на приобщение к этим драгоценностям, как бы их не называли - святынями или шедеврами иконописи? Произведения древнерусского искусства на протяжении многих веков олицетворяли духовную жизнь народа, создаваясь как памятники народной культуры и в то же время предназначаясь для служения культу - а в средние века культура и культ являлись единым целым и не противопоставлялись, как это делается ныне. Если руководствоваться незыблемыми историческими критериями, то весь фонд древнерусских древностей - исторически, морально и духовно - безусловно принадлежит всему русскому народу, в том числе и Русской Православной Церкви, но не как единоличной собственнице святынь, а как одной из составляющих современного российского общества. И осуществлять функции хранителя и владельца народного достояния может только государство. А святыня не утратит своей животворящей силы и в стенах музеев, ибо сказано Христом: "Дух дышит, где хочет" (Ин 3:8).

Сергей Соловьёв Ипатьевская летопись, или История о том, как музей подвели под монастырьНужно ли возвращать храмы православной церкви? На первый взгляд, вопрос кажется странным... кому, как не религиозной организации, должны они принадлежать? Однако с выводами торопиться не стоит. На самом деле, главный вопрос заключается в другом: будет ли обществу польза от этого возвращения? И отвечать на него лучше всего не абстрактными рассуждениями, а с помощью конкретных примеров. Поэтому история, происходящая в одном тихом провинциальном городе, вполне может послужить хорошей иллюстрацией для анализа всей проблемы в целом. Итак, место действия — Кострома, главные герои — музей-заповедник «Ипатьевский монастырь» и костромская епархия. Пожар4 сентября 2002 года в Ипатьевском монастыре, вскоре после закрытия музея, загорелась деревянная церковь Преображения. Начинающийся пожар случайно заметил плотник, и вскоре с огнем боролись и работники музея, и монахи местного монастыря. Однако когда за дело взялись пожарные, над монастырем уже стоял огромный столб пламени, горящие деревянные ошметки несло за монастырские стены на находящийся в сотне метров музей деревянного зодчества. После засушливого лета церковь сгорела как спичка; хорошо еще, что пожарным, на которых буквально плавились огнеупорные костюмы, удалось отстоять сам монастырь. Сгоревшая церковь была уникальным памятником. Построена она была в 1713 году в низине у села Спас-Вежи, куда во время половодья достигал волжский разлив. На Волге церкви обычно ставились просто на возвышенностях, но в этом селе строители пошли иным путем — церковь была поставлена на сваи. Всего в России свайных церквей было три — еще две находятся в Кижах. Кроме того, само архитектурное решение (оригинальный вариант «клетской» схемы, который описывается даже в знаменитой «Истории русского искусства» И.Э. Грабаря, равно как и в других учебниках по архитектуре) делало церковь просто неповторимой. Это понимали уже столетие назад, и когда в начале XX века местные прихожане захотели заменить ее на каменную постройку, из Императорской Археологической комиссии поступил строжайший запрет, — церковь Преображения уже тогда была признана национальным достоянием. В 1956 г. создавалось Горьковское водохранилище, и, чтобы спасти церковь от затопления, ее перенесли на территорию «Нового города» Ипатьевского монастыря. С того времени церковь Преображения стала настоящим символом Костромы, не меньшим, чем знаменитая каланча на центральной площади или сам Ипатьевский монастырь. Но пережив все перипетии XX века, она превратилась в прах из-за нелепой случайности. Случайности ли? Анализ причин, приведших к гибели этого уникального памятника, заставляет вспомнить о борьбе, которая уже десять лет идет между епархией и музеем. Но сначала Историческая справкаИпатьевский монастырь не просто памятник архитектуры XVII-XIX вв., это, наверное, даже в большей степени памятник исторический. Каждый российский школьник знает о главном историческом источнике времен Древней Руси — «Повести временных лет», а некоторые, наверное, даже слышали об одном из самых знаменитых ее списков, созданном именно здесь. Но этим историческое значение монастыря не исчерпывается. В Ипатии находилась родовая усыпальница Годуновых, и когда в конце XVI в. Борис достиг вершин власти, в монастырь рекой потекли пожалования сначала ближайшего советника царя Федора, а потом и нового самодержца. К началу XVII в. Ипатий был уже четвертым по количеству земель монастырем в России, и одновременно надежной тюрьмой: сюда, в годуновскую вотчину, были сосланы опальные противника нового царя — Романовы. В Смутное время Ипатий оказался в самом центре событий. В 1608 г. поляки, изгнанные народным ополчением из Костромы, нашли прибежище в монастыре, откуда с большим трудом были выбиты через год, и еще долго костромичи не могли простить монастырскому духовенству предательства во время осады. Затем в Ипатии укрывались от поляков Романовы. А после того, как на земском соборе в феврале 1613 года Михаила Романова избрали царем, в Ипатьевский монастырь явилось посольство из духовенства и бояр, и здесь, в Троицком соборе, был совершен чин избрания Михаила Федоровича на царство. После 1613 г. Ипатьевский монастырь стал получать подарки и привилегии от новой династии, которые, надо сказать, серьезно усложняли жизнь местным крестьянам. Они даже написали челобитную царю Алексею Михайловичу, жалуясь на произвол, чинимый монастырскими властями на перевозе через Волгу и р. Кострому, где бралась непомерная плата «с пешего, и с конного, и с телеги... Да на том же перевозе крестьян бьют и грабят и их крестьянских жен бесчестят, платье снимают будто за перевоз, а объехать де того Ипатцкого перевозу... крестьянам негде и оттого де перевозу и от насилства и грабежу... в городе... чинят порухи и убытки многие; а крестьяне тех городских своих промыслов отбыли и в конец погибли». Три следующих века монастырь продолжал существовать под покровительством династии, что не спасло его строения от жестоких переделок, чуждых историческому облику. К торжествам 1913 г. (300-летию дома Романовых) памятники Ипатия были отреставрированы под наблюдением Императорской Археологической комиссии. Но уже к этому времени Ипатий существовал не столько как монастырь, сколько как резиденция местного архиерея и музей Романовых; на его территории постоянно проживало всего несколько монахов и послушников. После революции монастырь, в котором к 1917 г. оставалось не более десятка монахов, был закрыт, а ценности — национализированы. В 20-е гг. в нем находился антирелигиозный музей, с 30-х — жили обитатели фабричной окраины Костромы, но в 1958 г. весь монастырь становится музеем и вновь тщательно реставрируется. С тех пор Ипатий стал не просто музеем, а музейным центром. Помимо архитектурных достопримечательностей здесь располагаются: музей иконы и церковной утвари, «Палаты бояр Романовых» — небольшая выставка, представляющий краткую историю династии и ее связь с Костромой, а также многое другое, включая огромное хранилище экспонатов, собранных по всей области, ценнейшую коллекцию рукописных книг, богатству которой историки удивлялись еще в прошлом веке, и наконец — музей истории Костромского края с древнейших времен и до конца XX века Вот о нем стоит сказать особо. У мало-мальски разбирающегося в истории посетителя, а уж тем более знакомого с музейным делом, работа его создателей не может не вызвать огромного уважения. Его экспозиция, хотя и не сравнимая с центральными музеями по количеству и ценности экспонатов, ни в чем не уступает, например, Музея современной истории по стилю и производимому впечатлению. В музее собрана интересная коллекция советских плакатов, отличная подборка материалов по революции, гражданской войне и Великой Отечественной. Стиль выставки чем-то напоминает оформление Музея Маяковского, но создание костромских музейщиков старше, так что они могут смело претендовать на оригинальность. «Бывают странные сближенья...»Именно эта часть Ипатьевского музея стала и не дает покоя местной епархии. Архиепископ Костромской и Галичский Александр заявил: «совершенно не приемлемо нахождение в храме святых мучеников Хрисанфа и Дарьи экспонатов революционного периода — пулеметов, винтовок, военных знамен и т.д.», а уж тем более — портретов различного рода безбожников — деятелей советской истории. Более того, от имени местных прихожан в разгар борьбы за Ипатий было отправлено письмо самому президенту[1], где музейщики обвинялись и вовсе в извращенном издевательстве над святынями: «В храме святых мучеников Хрисанфа и Дарьи выставлен пулемет, которым расстреливали православных, печатный станок, на котором печатали приказы убивать, фотовыставка военных костюмов, знамя ВЛКСМ с Лениным. Эти экспозиции никем не посещаются. Неужели это ценнейшая коллекция, место которой в храме Божием? Мы считаем, что это — элементарный вандализм». В борьбе, видимо, все средства хороши. Упомянутый пулемет Дегтярева использовался во время Великой Отечественной против немцев (но по требованию епархии из здания церкви он все равно был убран); что именно печаталось на станке, сказать нельзя, но «приказы убивать» обычно писались от руки или на машинке, а вот убедиться в отнюдь не слабой посещаемости музея можно просто зайдя в него, особенно во время учебного года, когда учителя истории проводят уроки рядом с экспонатами. Надо сказать, экспозиция отдела новейшей истории стала просто уникальной для Центральной России после того, как в большинстве музеев аналогичные выставки — в силу изменения идеологической линии - были разобраны. Вообще, упомянутое «письмо прихожан» очень напоминает по стилистике доносы того самого «безбожного» времени, о котором в нем идет речь. Музейщиков обвинили и в устроении «вещевого рынка» на территории музея, и в «концертах за доллары» вместо служб в старинном Троицком соборе, а хранимые в одном из корпусов древности Костромского края и вовсе названы «совсем не нужными никому». Отдельный сюжет связан с одним из самых интересных экспонатов музея — крестом одной из костромских церквей, простреленным шрапнелью: он пострадал во время подавления антисоветского мятежа в гражданскую войну. В советские времена музейщикам попало за него от обкомовских начальников («иллюстрация репрессивной политики»), а теперь по этому же поводу возмущается епархия («демонстрация поруганной святыни»). Музейщики в советское время отчаянно боролись за сохранение Костромы, возражали против кардинальной перестройки города в 70-е гг., а один из директоров музея был за свою активность расстрелян в сталинские годы. Теперь же они подвергаются травле фактически за то же самое — за сохранение культурной памяти вне зависимости от политической конъюнктуры. Совпадение?... ПротивостояниеБорьба между музеем и епархией идет, конечно же, не по поводу одной выставки — речь о судьбе Ипатьевского монастыря в целом. История этой борьбы восходит к началу 90-х гг. Уже тогда владыка Александр заявил о необходимости переноса экспозиции по современному периоду из Ипатия и озвучил свои претензии на монастырь. Затем в «Северной правде» было опубликовано его заявление: в случае, если епархии будет передан Богоявленский монастырь в центре Костромы, то от Ипатьевского он откажется. В Богоявленском на государственные средства был сделан ремонт, монастырь передали — и что же? Через два года вновь начались претензии на Ипатий, причем с еще большей силой. Когда было принято-таки решение о возобновлении деятельности монастырской общины в Ипатьевском монастыре, первоначально речь шла о передаче ей «Свечного корпуса», где находится выставка церковной утвари. Но там помимо выставочных помещений размещается склад, реставрационные мастерские, электростанция, без которой музей просто не может существовать, и огромная часть фондохранения. Администрация музея предложила взамен другой корпус — «Кельи над погребами». Владыка вроде бы согласился, подписал соответствующий документ, в «Кельях» на средства областного бюджета был проведен ремонт, но через год возобновились претензии на «Свечной корпус», которые продолжаются до сих пор. Аналогичная ситуация и с главным памятником монастыря — Троицким собором. По договору с музеем количество служб в нем должно ограничиваться 20 в год, однако в действительности проводится в три раза больше, а ведь в храме — ценнейшие фрески XVII в., которые страдают от неумелого использования, свечной копоти и лампадного масла, не говоря уже о затруднениях в проведении экскурсий. В августе в монастырь должен был приехать патриарх, и по этому случаю музей наконец заставили отдать весь «Новый город» в пользование монахам и вывезти находящийся на его территории музей природы. Его в спешке перенесли в центр Костромы, но из-за переноса уже изрядно обветшавшая экспозиция теперь нуждается в полной реконструкции и почти не выставляется. Кроме того, монахи поставили между Старым и Новым городом глухие железные ворота (без согласования с музеем), после чего начали использовать территорию, переданную им пока что только в пользование, полностью по своему усмотрению. Музейщики утверждали, что их и туристов даже не всегда пускали на эту территорию, хотя представители епархии теперь, после пожара, говорят обратное. Но я, будучи в Ипатии за полторы недели до пожара, сам очутился перед прикрытыми воротами, сфотографировал уникальную церковь Преображения через щель, после чего ворота окончательно закрылись... Пожар вновь накалил обстановку. Музейщики утверждают, что они не имели возможности следить за безопасностью в создавшихся условиях, а некоторые высокопоставленные лица в епархии намекают, что пожар был прежде всего выгоден именно администрации музея. Слухи усиливаются еще и потому, что в момент пожара почему-то перестали работать телефоны и вызвать пожарных немедленно оказалось невозможно. Музейщики обороняются. Они говорят, что не возражают против переноса музея современной истории в другое помещение в самом городе, но для этого нужно найти, во-первых, пригодное помещение, во-вторых, значительные средства для переноса экспозиции. У музея таких денег просто нет. В конце августа, перед 850-летним юбилеем Костромы, Ипатьевский монастырь посетил патриарх Алексий. Он по-пастырски призвал обе стороны конфликта к миру, но тем не менее, высказался за «возрождение монашеской жизни» и поставил в пример сосуществования музея и монахов Троице-Сергиеву лавру. Однако пример этот при ближайшем рассмотрении явно не успокаивает. Quo vadis?Принципиальная позиция епархии относительно судьбы монастыря была в целом высказана иеромонахом Ферапонтом (насельником Ипатьевского монастыря) в разговоре с автором статьи: «В принципе, современная политика направлена на то, что церкви возвращается имущество. Политика эта намечена государством и, с нашей точки зрения, она должна продолжаться. Понятно, что музеям нужны деньги на перемещение, что государство у нас не очень богатое — это все мы понимаем прекрасно. Мы понимаем, что нельзя музей выкидывать на улицу, но считаем, что сама линия должна продолжаться: постепенно все-таки монастырь должен стать монастырем». Прямо противоположную точку зрения высказал один из работников музея, заведующий отделом современной истории Алексей Иванов, и ее, пожалуй, разделяет большинство музейщиков, причем не только костромских: «В принципе, я не против возвращения церквей, храмовых зданий церкви. Но в монастыре еще и живут. А жизнь связана с огнем, с другими моментами, разрушающими памятники. В памятниках — не живут. Во всем мире из памятников архитектуры, где еще находятся люди, выселяют кого возможно. А сейчас заселять памятник, в котором располагается музей, — это просто варварство. Причем это варварство, организованное не только нашей церковью — их я еще понимаю, это их воззрения на мир, это их догматы — но это еще и варварство наших чиновников. Которые, не подумав, не согласовав с местными музейщиками, принимают решения точно так же, как в тридцатых годах, когда уничтожались памятники. По сути дела, это две стороны одной медали». Какой же из этих принципов ближе к истине? Опять обратимся к истории вопроса и к уже существующим примерам. Приобретение церковью памятников культуры в серьезных масштабах началось со знаменитого указа Б.Н. Ельцина №281 от 23 апреля 1993 г. «О передаче религиозным организациям культовых зданий и иного имущества»[2]. В нем говорилось о «поэтапной передаче в собственность или пользование религиозным организациям культовых зданий, строений и прилегающих к ним территорий», причем (внимание!): «...При передаче культовых зданий и иного имущества учитывать по возможности (выделено мною — С.С.) интересы культуры и науки, имея в виду обеспечение сохранности памятников культуры, доступа к ним туристов, экскурсантов, всех граждан». Это расплывчатое «по возможности» очень хорошо отображает наплевательское отношение высшей власти к проблеме «обеспечения сохранности» памятников культуры в последнее десятилетие: сохранятся — хорошо, не сохранятся — ну что же делать... И немудрено, что все чаще происходит именно последнее: гибнут фрески и иконы Рублева в Успенском соборе под Звенигородом и в Троице-Сергиевой лавре от постоянных богослужений, зачастую священники идут на перестройку древних церквей, не обращая внимания на их художественную ценность. Комитет по охране памятников оказывается бессилен, так как политика церкви получает поддержку в высших инстанциях. Более того, церковь активно возражает против статьи 52 недавно принятого закона «Об объектах культурного наследия», в которой запрещается вносить какие-либо изменения в облик памятника, и ее представитель даже обозвал закон «антицерковным»[3]. Что же касается доступности памятников, то здесь ситуация едва ли не хуже. В уже упомянутой Троице-Сергиевой лавре музей был просто передан патриархии, и теперь экскурсии проводятся строго в «церковном духе», и о настоящей истории обители услышать вам уже не придется: читайте старые книги про монастырь. В Псковско-Печерской лавре в пещеры вас не пустят без благословения наместника, которое надо запрашивать по факсу (!) за две недели, а вся территория монастыря пестрит табличками «Вход запрещен!». В г. Александрове под Москвой местный музей живет буквально в осаде со стороны женского монастыря, которому передана часть территорий, причем монахини сознательно мешают проведению экскурсий. Примеры можно приводить еще долго. В Вологодской области дело и вовсе дошло до курьеза: по требованию местной епархии был закрыт созданный краеведами музей бабы-яги, несчастная бабушка была обвинена в... сатанизме, а создатели музея — в его пропаганде. Зато в Ярославле церковь так и не получила Спасский монастырь, епархия была вынуждена удовлетвориться другими обителями, менее значимыми в историческом и культурном плане, а музей нормально работает, обеспечивая сохранность и доступность храмов и экспонатов. Вывод из всего этого может быть только один: памятник культуры не может быть передан церкви в распоряжение по одной единственной причине — РПЦ просто не умеет, да и, как показывает практика, не собирается хранить культурное наследие. А ведь людей, которые постоянно (раз в месяц) ходят в церковь, согласно самым оптимистическим подсчетам, у нас в стране не более 4% [4]. Теперь древние храмы, как и во всем мире, стали не только и даже не столько культовыми сооружениями, а прежде всего — памятниками культуры. Для того, чтобы оставить возможность большинству населения и дальше беспрепятственно их видеть, церкви эти памятники отдавать нельзя. В противном случае «достижения» советского времени в деле разрушения наследия прошлого могут быть с успехом превзойдены[5]. И вот последний пример: в той же Костроме совсем недавно музей передал епархии на время визита патриарха ценнейшую икону Тихвинской божьей матери XVI в. По словам работников музея, когда ее возвратили, икону пришлось отдать на реставрацию — так «аккуратно» она была украшена к приезду высокого гостя: Линия партииОднако речь идет не только о важнейшем вопросе сохранности памятников, проблема гораздо шире — в действительности, надо говорить о сохранении исторической памяти. Тот процесс, который проявляется в Костроме, — это процесс идеологический, знаменующий собой результат становления новой, хотя и хорошо известной, идеологии. Для нее некоторые страницы нашей истории, представленные в музее, не просто лишние, а просто-таки враждебные. Вам кажется, что автор преувеличивает? Но вернемся к истории противостояния. В уже упоминавшемся «письме прихожан» В.В. Путину содержится предложение, касающееся будущей судьбы музея, который подписавшиеся требуют удалить из монастыря: «...Древности перевести в исторический музей города. Военные атрибуты передать в существующий военный музей при химучилище. И отдать эти два корпуса монахам. Поверьте, никто не пострадает, и ничто не потеряется, а только усилится молитва за Отечество, его управителя, за весь христианский и нехристианский мир». Любому здравомыслящему человеку ясно, что предложение это просто означает разгром музея, и, заметьте, об экспонатах революционного периода не говорится ни слова; их, видимо, вообще предлагается отправить на свалку или запереть в подвале. Ну ладно, советский период истории мы выкинем, что же встанет на его место? Ответ на этот вопрос дает деятельность монашеской общины и епархии в последние годы. На территории монастыря уже заложен храм в честь «святых царственных мучеников», т.е. Николая II и его семьи. Кроме того, в июле 2001 г. в Ипатии по благословению наместника монастыря архимандрита Павла[6] прошел очередной Общероссийский монархический съезд, который, в частности, принял решение всячески способствовать передачи церкви Ипатьевского монастыря. Епархия хочет оставить в Ипатии только музей, посвященный Романовым, и выставку церковных древностей, избавив их от столь неприличного соседства, как военные знамена и революционные плакаты. Так что в случае, если Ипатий полностью окажется в церковных руках, то посетители будут узнавать не о революции, а о «заговоре безбожников», не о Кровавом воскресенье и Ходынке, а о «святом царе Николае, убитом за свою веру», не о подвигах коммунистов во время войны, а о «православном духе русского народа, позволившем победить фашизм». И уж тем более ни слова не будет сказано о родстве российского православия с язычеством, о монастырских вотчинах с крепостными, об уничтожении монахами обители в XVIII в. усыпальницы Годуновых, а также о многих других исторических сюжетах, которые оказались лишними в наступившие времена. Можно, конечно, по-разному относиться к революции и к последним Романовым, но вот замена настоящей истории Великой Отечественной войны на апологию Николая II, получившего в народе прозвище Кровавый, — это иначе как сознательным искажением исторической памяти назвать нельзя. Теперь становится более понятным настойчивое желание епархии захватить монастырь. Церковь тем самым стирает неугодные ей страницы истории и выполняет идеологический заказ, а ведь именно за эту свою деятельность она до 1917 г. получала огромные средства и земли. И поскольку процесс этот, судя по всему, будет продолжаться, то потом придется по крупицам восстанавливать настоящую историю XX века, которую с таким трудом сумели сберечь музейщики. В конфликте музей — сторона обороняющаяся. Даже некоторые чиновники местной администрации отмечают, что «меряться силами с владыкой не совсем правильно» так как у него «большая поддержка» из Москвы. Странное в результате складывается впечатление об отношениях государства и церкви! Более того, Костромская епархия — одна из самых богатых благодаря своему предприятию по производству (совместному с американцами) всем известной минеральной воды «Святой источник», на бутылках которой стоит автограф архиепископа Александра[7]. Поэтому и местные чиновники, сочувствующие музею, и часть его администрации, пытаются ограничиться отдельными уступками епархии, надеясь сохранить хоть что-то. Но как показывает опыт последних лет, аппетиты церковников только растут, не встречая, увы, должного сопротивления. Поэтому единственный способ борьбы с этим новым и государственно санкционированным варварством — это привлечение общественного внимания, открытая и как можно более активная борьба. Главным лозунгом в этой борьбе должно стать старое диссидентское требование: «Соблюдайте свою Конституцию!», и в том числе статью 14, отделяющую церковь от государства, а также законы по охране памятников. Кроме того, церковь должна существовать на свои, а не на наши с вами средства, которые во все больших масштабах выделяются ей властями. Необходимо остановить церковный погром музейной, то есть нашей с вами, собственности, используемой, к тому же, для пропаганды реакционных, националистических идей. А выделяемые церкви средства вполне можно направить на нужды музеев. И при соблюдении всех этих условий древние церкви гореть не будут, это точно.

Ну, и что еще какой-нибудь провокатор от РПЦ может сказать на это. Спасибо, САРАБЬЯНОВ, И отдельно- спасибо за все работы по спасению храмовой иконописи Пскова.

23.12.2009 | события Михаил Ситников Грибы "по-монастырски" Хранение иконы XII века рядом с крестильней привело памятник искусства к гибели Об авторе: Михаил Николаевич Ситников - журналист. Специалисты-реставраторы и музейные хранители не берутся сегодня прогнозировать дальнейшую судьбу легендарного чудотворного образа – Боголюбской иконы Божией Матери, написанной в конце XII века. История этого бесценного памятника искусства Древней Руси типична для многих икон, переживших события 1917 года. После неудачной реставрации в 1920 году Богоматерь «Боголюбская» находилась в Успенском соборе города Владимира, в 1946-м – передана в музей, где ее после многолетней реставрации удалось привести в состояние стабильности для хранения. Затем в 1992 году икона была передана Церкви и содержалась с тех пор в Успенском соборе Княгинина монастыря в том же Владимире. Официально сохранность древнего образа, оказавшегося в распоряжении Владимирской епархии РПЦ, должна была обеспечиваться соблюдением режима хранения с помощью специально оборудованного киота – камеры с поддержанием внутри нее искусственного климата. В присутствии специалистов, ежегодно посещавших монастырь, киот торжественно открывали, чтобы те могли убедиться в наличии иконы и неизменности ее внешнего вида, а затем снова запирали на замок. Так и продолжалось вплоть до весны 2009 года, когда сами монахини монастыря сообщили сотрудникам Государственного Владимиро-Суздальского музея-заповедника о том, что с иконой что-то неладно. Музейщики же забили тревогу уже по-настоящему: икона оказалась поражена грибком. Вскоре стало выясняться, что хранение уникального памятника и особо чтимой святыни было только формальностью. Однако информация об этом просочилась за пределы сначала монастыря, затем круга перепуганных музейщиков и реставраторов, а потом и руководства Минкульта только сейчас. «Как реставраторы, мы зашли в тупик, – говорит руководитель отдела реставрации памятников древнерусской темперной живописи Всероссийского художественного научно-реставрационного центра им. И.Э.Грабаря Галина Цируль. – В данный момент икона лежит на столе, музей нас торопит, мол, делайте что-нибудь, но мы до сих пор не можем принять решения. Площадь отставания красочного слоя все увеличивается и увеличивается, вводить клей опасно – там вода, и это может ускорить катастрофу. С самого начала мы порекомендовали положить икону при постоянном климатическом режиме на стол и никому к ней не прикасаться, потому что трогать ее теперь нельзя. …Плесень обнаружили весной, когда еще лежал снег. Когда через какое-то время музею удалось забрать икону к себе, мы собрали там большой научный совет, потом еще один с привлечением еще более широкого круга специалистов. Ситуация сегодня такова, что мы не можем даже оценить состояние древесины на участках, закрытых левкасом и красочным слоем. На обнаженных местах мелких повреждений, под микроскопом мы обнаруживаем древесину в структуре «пружинящей губки», что особо страшно для иконы. Здесь надо бы сканировать всю доску, но ни у нас, ни даже в Эрмитаже нет таких приборов, а рентген совершенно бессилен – он ничего не дает…». До передачи Церкви икона находилась под присмотром реставраторов. Состояние доски было вполне стабильным, лик и другие участки живописи тонированы и сохранены. Так что благодаря профессионализму реставраторов внешний вид иконы не указывал на какое-то неблагополучие. Но что же могло случиться с ней в Успенском соборе? По словам Галины Цируль, «оказалось, что две кассеты, которые должны были поддерживать микроклимат в камере, просто не работали. Одну монахини даже куда-то продали – такие вещи денег стоят. Икона стояла просто за стеклом, всего-навсего закрытой на ключик. Тем временем плесень с соседней стены благополучно ползла к иконе, прямо у витрины с образом постоянно стояли живые цветы в воде. Кроме того, недавно в храме поменяли и пол. Сначала он был белокаменный, а тут появился спонсор, и древний каменный пол быстренько заменили гранитным. Монахини ни во что не вникали, поэтому ни о каких грунтовых водах и дренаже речи даже не заходило. Ну а теперь все это отразилось не только на храме, но и на самих монахинях: почти все они жалуются на щитовидку. Ясно же, что гранит фонит сильно, но никто его на этот предмет скорее всего даже не проверял. При последнем исследовании мы обнаружили, что живых плесневых грибов на самой иконе, к счастью, не осталось. Но при осмотре рядом с местом, где она недавно висела, выяснилось, со слов монахинь, что «здесь у нас крестильня и, конечно, сыро». Вот еще деталь, которая была бы смешной, если бы все не было так грустно: мы приподняли плинтус, а под ним… колония грибов! Со шляпками даже…». В настоящее время Боголюбская икона находится в специально оборудованном помещении Владимиро-Суздальского музея, и возможность для россиян увидеть ее когда-либо вновь пока под вопросом. В Успенском же соборе, где ранее содержалась икона, работают вызванные перепуганными монахинями специалисты-климатологи. Может быть, улучшают «условия содержания» для других икон? Остается только сказать: спаси и сохрани!

На икону молиться надо, а не грехи замаливать. Наши предки пять веков на них молились, и одна благодать снисходила. А тут за десять лет святыня грибками покрылась. Не хороший знак.. Икону перекрасят, а грехи останутся.